Сергей Ежов - На краю Дикого Поля [СИ]

- Что происходит, Саша? Говорят, за Воскресенской заставой стреляли!

- Не волнуйся, Липушка! Всё плохое что могло быть, случилось, но уже исправлено.

- Что случилось-то? Да не молчи ты, мучитель мой!

- Шуйский поднял мятеж против великого государя...

- Неужели он добился успеха? - перебила меня Липа.

- Мятеж не может кончиться удачей. В противном случае его зовут иначе - прибег я к испытанной мудрости классика.

- Но ты-то каким боком оказался причастен к мятежу?

- А я причастен к подавлению мятежа. Не беспокойся, лада моя, я почти все события просидел в безопасном месте вместе с Петей-певуном.

- Ну и как ты попал в то 'безопасное место'? - самым ехидным своим голосом осведомилась Липа.

- Слушай, я есть хочу, как медведь бороться! Даже не есть, а жрать! Покушал я только на завтрак, а там всё и завертелось. Давай, ты меня покормишь, а я за это тебе всё и расскажу. Идёт?

- Афанасий Юстинович, ну-ка быстрее командуй, чтобы накрывали на стол! -бросилась руководить Липа - И вина пусть подадут, вижу я, что господину нашему нужно оно.

Пока я умылся и переоделся в домашнюю одежду, всё было уже готово. Липа, едва не подпрыгивая от нетерпения, сидела у краешка стола, и когда я вошёл, бросилась ко мне, под локоток сопроводила в красный угол, сама стала подавать мне кушанья, и, что любопытно, пока я ел, не проронила ни единого слова, кроме самых необходимых... Поразительной выдержки личность, мне до неё расти и расти.

Наконец я насытился, и удовлетворённо переполз в кресло.

- После вкусного обеда, по закону Архимеда полагается поспать. - объявил я усаживаясь.

В глазах Липы возник опасный огонёк:

- Муженёк мой, а ты ничего не хочешь рассказать? Или я своею собственной рукой себя вдовой сделаю, клянусь!

- Ладно, уж и пошутить нельзя...

- Говори же быстрее, ну чего ты тянешь?

Кратко, без лишних слов и с минимумом эмоций, я изложил события сегодняшнего дня. О своём сидении в подвале едва упомянул, а сага о битве за дверь вообще уложилась в десяток слов, но не такова Липа, чтобы так легко успокаиваться:

- Ладно, как ты там в подвале сидел, я у Пети выспрошу, как только его увижу, а увижу я его завтра с утра пораньше. Вместе с Олей его распотрошу. И не дай бог, узнаю, что там было опасно, а ты не признался в этом... Захлестну. Ей богу, захлестну!

Ага, сделал я для себя пометку: как только освобожусь, тут же пошлю посыльного к Пете, с просьбой не слишком вдаваться в подробности. Впрочем, на это надежды мало: Петя творческая личность, увлечётся и всё разболтает. Надо отвлекать и успокаивать.

- Липушка, а хочешь я тебе новую песню спою?

- Конечно хочу.

- Ну так пусть принесут баян.

Липа распорядилась, и баян был тут же доставлен.

- Я дверь открытой оставила, людям тоже хочется послушать. - предупредила она.

- Пусть слушают, мне не жаль. - заметил я разворачивая меха.

Мне тебя сравнить бы надо

С песней соловьиною,

С тихим утром, с майским садом,

С гибкою рябиною,

С вешнею черемухой,

Даль мою туманную,

Самую далекую,

Самую желанную.

Липа зашла ко мне со спины и прижалась, обвив шею руками.

Как это все случилось,

В какие вечера?

Три года ты мне снилась,

А встретилась вчера.

Не знаю больше сна я,

Мечту свою храню,

Тебя, моя родная,

Ни с кем я не сравню,

По моей шее скатились слезинки. Щекотно!

Ах, Липушка, эта песня имеет такую историю, проверена таким количеством людей, что не может тебе не понравиться, да и пою я её потому что это и моя любимая песня. Одна из сотен любимых.

- Я знаю, что ты эту песню сочинял для Феофилы - зашептала Липа мне на ухо, едва я закончил пение - Но я на неё не сержусь, потому что только благодаря ей я живу с тобой.

- Глупенькая маленькая девочка... Девочка с чистой душой... А хочешь, я спою песню только для тебя, и больше никому её не буду петь?

- Хочу.

Зацелована, околдована,

С ветром в поле когда-то повенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная моя женщина!

Руки на моей шее сомкнулись теснее, но раз петь не мешает, то и ладно. В сущности, я знаю о чём ты думаешь, чудесная девочка из чужого для меня времени и чужого мира, и я постараюсь не обмануть твои ожидания, хотя главного дать так и не смогу. Старый я, весь выгорел за столько-то лет, и слишком старательно строил я панцирь, защищаясь от любви таких же как ты прекрасных и чистых девочек.

В этом сила классики: она настоялась, выбросила в осадок всё ненужное, ушло, испарилось всё легковесное, осталась суть. Душа. Чувство. То, что и через века будет тревожить сердца ещё не рождённых слушателей.

Что прибавится - не убавится,

Что не сбудется - то позабудется...

Отчего же ты плачешь, красавица?

Или это мне только чудится?

Опять по шее потекли капли. Нет, не капли, а два обжигающих ручейка.

- Это ты глупый, муж мой драгоценный. Нельзя такую песню от людей скрывать. Пусть поют. Только пусть знают, что это - для меня.

- Хорошо. Пусть будет так, как ты скажешь.

- И песню для меня, на именинах Анны Романовны, ты споёшь сам. Пусть весь мир знает, какая я счастливая.

Подумала, и добавила:

- Давай сюда свой трофейный топор, я его отдам ювелирам, чтобы в рамку на стену его оформили как следует.

Очередное заседание со столоначальниками прошло совершенно спокойно, деловито, я бы сказал, скучно. До начала заседания я рассказал о мятеже, и о своём участии в его подавлении, особенно задержался на своём героическом сидении в подвале. Ну и со всеми возможными подробностями, и, как положено, предельно серьёзным тоном, описал нашу с Петей эпическую битву за дверь. Присутствующим понравилось, все очень смеялись. Учитывая то, что большинство моих столоначальников имело военный и боевой опыт, и сами умели заливать охотничьи байки целыми терабайтами, то их оценка была весьма высока. Сообщение о карьерном взлёте Николая Ивановича было воспринято с одобрением, что говорило о двух вещах: о заслуженном в этом коллективе авторитете начальника особого отдела и о том, что он сумел наладить со всеми хорошие чисто человеческие отношения. Это тоже говорило в плюс первому начальнику нового приказа.

- Нового начальника особого отдела нам пришлют, а пока за него на хозяйстве будет заместитель Николая Ивановича, Панкрат Ефимович Дерцель. Прошу любить и жаловать.

Панкрат Ефимович поднялся, покивал во все стороны, и заседание началось. В сущности, все выступающие выдвигая проблему предлагали и способы её решения, оставалось обсудить с товарищами какой из способов более выгодный в данной ситуации.

- И, напоследок, прошу рассказать, что там у нас со строительством машин по обработке льна.

Поднялся Александр Викторович, столоначальник по лёгкой промышленности.