Евгений Ф - Фактор бытия [СИ]

Вот и освещали они только главный вход, словно спасительный маяк для заблудших ходоков. Ни Тихие воды, ни Южная не могли себе позволить такой роскоши, всё потому что не было у них своего изобретателя. А вот в Театральной жил Шаманский Виктор Андреевич, известный на весь город как Шаман.

Щупленький пережиток с юркими тёмными глазами и проплешиной на голове любил своё прозвище, и сам настаивал, чтобы его так называли, а не по имени и отчеству.

Шаман, не взирая на то, что был пережитком, "порог" так и не переступил. В отличии от большинства своих сверстников он мог, укутавшись в одежды, и днём ходить по городу, не боясь тут же свихнуться, но не хотел этого делать. Не любил он толпы и людские скопления, оттого и до Шабаша редко выходил на улицу, а после, когда с группой выживших обосновался в театре, и вовсе перестал покидать затхлые помещения.

И лишь изредка, в такие ночи как эта — ещё не морозная, но уже и не парящая летним жаром, а небо пестрит обилием ярких звёзд, – Шаман выбирался на крышу театра с неосвещённой стороны и подолгу вглядывался в небо, развалившись на раскладном стульчике.

Кто-то мог бы подумать, что старик в такие моменты размышляет над новыми планами, ещё более грандиозными, чем ремонт радиовышки, который он проводит уже не первый год, или создание мощного энергетического оружия, на подобии того, что пытается "ваять" его ученик Сёмка Ветер. К слову, работу над прототипом оружия Сёмка начал раньше, чем Шаман занялся радиовышкой, но так никуда и не продвинулся. Возможно старик размышлял на высокие, оторванные от земных проблем, философские темы. На самом же деле ничего такого не было.

Шаман мысленно возвращался в прошлое.

Яркие звёзды и бегущие в темени облака напоминали ему времена, когда ещё молодой Витя Шаманский просиживал ночи напролёт с друзьями и подругами в глухих лесах, вокруг костра и с гитарой в руках. В одном из таких походов он и познакомился с Мариной Тимофеевой, малость невзрачной и молчаливой студенткой МГУ. Марина приехала в Старопесковск на каникулы к пожилым родителям, а в лес её сподвигнули сходить общие с Виктором друзья.

Через год после знакомства Тимофеева стала Шаманской, а ещё спустя двенадцать месяцев родила Виктору дочь, белокурую, столь похожую на отца Нюру.

И дальше у Шаманского началась уже иная жизнь. Семейная. Переполненная заботами и счастьем.

Вот что вспоминал старик, сидя на крыше. И только когда доходил до Шабаша, с болью на сердце возвращался в настоящее.

Первые дни, когда человечество начало подвергаться губительному воздействию солнечного света, не зря назвали Шабашем. Буйство нечисти пронеслось по миру. Дьявольский ареал, окружавший первых бесноватых, давал пищу для фантазии выжившим. Повсеместно сыпались слухи об открывшихся вратах в ад и о конце света.

Конечно, люди и при таких обстоятельствах умудрились приспособиться к жизни, но природа псевдо оставалась неизвестной и окутанной мистикой.

Вернувшись из леса в город, выжившие строили между домами переходы, чтобы как можно реже выходить на улицы. Когда же ходоки делали вылазки, то закутывались в одежды так, чтобы не оставалось ни одного оголённого участка кожи. Но даже такие ухищрения не всегда спасали. Появлялись новые бесноватые и со временем превращались в иные виды псевдо.

Вскоре городовые поняли, что приближение перемен в человеке можно определить по его разговорам. Близкие к бесноватости люди часто повторялись и путались в своих воспоминаниях. Этот период назвали "порогом". Переступив его, ходок ни при каких обстоятельствах не мог появляться при дневном свете. Таких узников четырёх стен именовали "домушниками".

Марина Шаманская перескочила порог незаметно для близких, когда Виктор спохватился, было уже поздно.

Шаман не смог убить бесноватую Марину, а связал и запер в квартире. Слишком любил жену, чтобы так просто потерять, и за свою слабость Шаман всю жизнь не переставал себя корить.

На второй день заточения она разорвала на руках и ногах путы, удушила уже взрослую дочь и подожгла квартиру.

Тяжёлые воспоминания теребили душу. Вот и сейчас перед глазами Шамана встали лижущие стены языки пламени, два обугленных тела на полу, отброшенный рюкзак с провиантом... Он падает на колени. Видит, как загорается рукав куртки, но не пытается тушить, а ждёт, пока пламя окутает полностью и выжжет невыносимую боль. Кто-то хватает за шиворот, выволакивает из квартиры, сбивает пламя... В доме тогда ещё жило много людей, но кто именно его спас, Шаман так и не узнал.

Старик открыл глаза и тряхнул головой, прогоняя тяжёлые мысли. С годами не стало легче, просто воспоминания потускнели.

Шаман сложил стул и вялой походкой пошёл к лестнице. Нельзя учеников-шалопаев надолго без присмотра оставлять, а то ведь натворят дел, потом не разберёшься.

Он спустился с крыши на третий этаж, не забыв плотно закрыть неприметный люк, и немного пройдя по коридору, свернул в свою мастерскую.

Немалое помещение освещали полдесятка лампочек. Вдоль стен громоздились металлические стеллажи, заваленные всевозможными платами, электрическими приборами и проводами. На полу стояли ящики с валами, шестерёнками и подшипниками. В мастерской можно было отыскать любую бытовую технику, инструменты да и бог знает сколько ещё неведомых железок, пластмассок и резинок. Для кого-то это был просто хлам, а вот Шаман видел в каждой вещи если не пользу прямо сейчас, то потенциал стать чем-то новым и полезным в будущем.

Он подошёл к широкому столу, за которым, не поднимая головы, работал один из его учеников. К потолку вился лёгкий дымок от закипавшего флюса и смешивался с запахом машинного масла и спирта. Белобрысый Кузь напаял на плате аккуратные ровные дорожки, а вот как были закреплены провода Шаману не понравилось. Стариковская рука прошлась по затылку парня, одарив того затрещиной. Кузь вжал голову в плечи, готовясь к головомойке.

— Ну кто так паяет? — начал Шаман. — Зачем такие горбы делаешь? На тебя припоя не напасёшься. Уложил кончик провода, ровненько и гладенько капнул припоя — и готово. А он сугробы валит. Хочешь место Сёмки занять?

Свет заморгал. Сёмка Ветер, который час крутивший педали динамо-машины, на радости что вот-вот настанет долгожданный отдых, сбил темп, за что и поплатился суровым взглядом старика.

— Я сейчас всё исправлю, — запричитал Кузь. — Сниму лишний припой.

— Исправляй, — рявкнул Шаман. — И паяльник постоянно включённым не держи. Сожжёшь. Сколько раз говорить, не нужен — отключай.

Кузь закивал и выдернул вилку из розетки.

Ветер лишь вздохнул и сильнее надавил на педали. Мышцы в ногах гудели, но ему не привыкать. Вот почему, когда Шаман был не в настроении, а это было практически всегда, именно Сёмка за каждую ошибку отправлялся на велосипед, а Кузю было позволено исправить недоработки?