Евгений Ф - Фактор бытия [СИ]

Сергей Николаевич рухнул на Хромого и зажал рот.

— Хватит орать, — прорычал он и, терпя удары водяного, затараторил: — Это не лекарство. Это лишь временный блокиратор. Максимум через сорок восемь часов ты снова станешь бесноватым. Лекарства никакого нет.

Юз продолжал брыкаться. Всю жизнь он видел, как гибнут его друзья. Как добрые люди превращаются в злобных псевдо, а оказалось, что рядом всегда было средство способное помочь.

— Их было всего три... Три дозы. Ты понимаешь? Я никому помочь не мог. И тебе не могу. Это вообще не помощь, а продление мучений.

Хромой неожиданно притих. Валевский убрал руку со рта и с подавленным видом сел рядом.

— Ты думаешь, я никогда не корил себя за то, что не использовал терезин для других? Думаешь, я эгоистичный ублюдок, который хранил его только для себя, надеясь хоть немного продлить свою никчёмную жизнь?

— Да, я думаю именно так, — выдавил Юз.

— Я десятки раз намеревался его использовать, но всегда останавливался. Сделаю укол, а что потом? Как ты себя сейчас чувствуешь, понимая, что время тикает и ничего изменить нельзя? Как только действие терезина прекратится, ты вновь свихнёшься и рванёшь к свету. Не проще один раз окончательно умереть?

— Зачем тогда уколол? Себя спасал?

Юз заполз назад на кровать, лёг на бок, отвернувшись к стене, и добавил:

— Я тебе зачем? Ведь не просто так ты своё заветное лекарство использовал.

— Ты бы меня удушил. По-другому отбиться не получилось бы.

Юз усмехнулся и тут же обхватил руками грудь.

— Но потом я понял, что это шанс на спасение.

— На спасение?

Юз повернулся лицом к старику. Думал, увидит насмешку, но вместо этого Валевский выглядел растерянным.

— Ну и как ты меня спасать собрался?

— Никак, — замотал головой Сергей Николаевич. — Я уже сказал, тебе помочь не в моих силах. Мне жаль.

— Жаль ему. Как же?

— Но я хочу, чтобы ты помог остальным. Я хочу, чтобы ты убил Глеба Князева. Он хоть и психопат, но боец очень сильный. Боюсь, что обычному человеку с ним не справиться. Да и встречи он назначает всегда днём, а ловушку толковую тогда не организуешь.

— Стой, — перебил старика Юз. — Да я почти покойник. Сам сказал, что в здравом уме мне осталось всего да ничего. Я встать не могу, хмырь ты старый!

— Не ори, — гаркнул Валевский. — Да, я эгоист, твою к отрешённым, но только когда это нужно. А сейчас как раз такой случай. Не хочешь меня слушать? Хорошо. Нож тебе в сердце и всё.

Юза затрясло. Вот он — конец. Смерть — не факт, а вот забвение — это точно. И что остаётся? Может и вправду — нож в сердце. А лучше пусть голову снесут, проткнутое сердце бесноватого может и не остановить.

"Почему я? Почему именно я?"

Хромой не сразу сообразил, что плачет, а понял, когда лицо стало слишком мокрым. Он впился в старика таким взглядом, что тому стало страшно.

— Мне плевать на Глеба. Это со мной сделал Изверг. Мне нужен Изверг, но только, что я могу сделать в таком состоянии?

Валевский замотал головой.

— Князь главный. Это всё из-за него. А что Изверг? Изверг лишь орудие. Да и Глеб всегда держит его рядом. Понимаешь?

Старик наконец поднялся с пола и накинул на Хромого одеяло.

— Что касаемо твоего состояния, я вот что скажу. Ты когда был бесноватым, не ощущал ранений. Терезин правит только разум, а не тело. За пару часов все твои раны заживут, и ты будешь полон сил и сил не человеческих, а псевдо.

В этот момент в двери настойчиво постучались.

— Чёрт, — шёпотом ругнулся Валевский и накрыл одеялом Юза. — Лежи тихо.

За дверью стояла Маргарита Сергеевна. По её взволнованному лицу и красным от слёз глазам старик понял, случилось что-то недоброе.

— Тучка пропала, — не дав сказать главе и слова, сразу же выпалила женщина. — Я весь дом обошла, нигде её нет. А солнце уже взошло.

Вновь пробились слёзы на её глазах, и потекли крупными каплями по щекам. Маргарита Сергеевна любила Тучку как родную дочь. С годовалого возраста, когда мать девочки умерла от гриппа, повариха воспитывала и лелеяла её.

Валевский слегка прикрыл дверь, поэтому повариха не могла видеть, как, услышав о пропажи Тучки, Юз прикрыл лицо руками и отвернулся к стене.

— Маргарита, рано убиваться, — попытался утешить женщину глава. — Подними Бегезу, Юхту и Чопру, пусть дом хорошо прочешут. Начнут с первого этажа и идут вверх. Да и малышню подключите. Они шустрые. А я сейчас переоденусь и ходоков во двор отправлю. Не бойся, — старик поцеловал Маргариту Сергеевну в лоб и аккуратно подтолкнул в спину, — всё будет хорошо.

Валевский прикрыл дверь и быстро обернулся к кровати.

— Ты Тучку видел? — спросил он, всё ещё надеясь, что его подозрения останутся лишь подозрениями.

— Да, — простонал Юз, от стенки так и не оторвавшись. — Удушил я её, когда в общину пробирался.

Он перевернулся и медленно сел.

— И после этого ты всё равно готов мне довериться?

Глеб Князев хорошо помнил своего отца. Низенький, с тяжёлым слегка жутковатым взглядом Юрий Андреевич души не чаял в женщинах. Жениться он так и не женился, но подруг для постельных утех, насколько знал Глеб, у отца было немало, но только одна, высокая стройная блондинка Ксения, умудрилась родить ему ребёнка. Родила — и как в воду канула. Князь так и не узнал, куда мать девалась, но, как говорится, Земля слухами полнится. Рассказывали, что Ксения попыталась Юрия Андреевича затащить под венец, только ему этого никак не хотелось, но и сына потерять тоже не было желания. Он заплатил Ксении шестизначные отступные и отправил то ли на Кипр, то ли в Америку, а напоследок предостерёг: вернёшься, хоть краем глаза на сына глянешь — живьём закопаю.

И стал Старопесковский меценат растить маленького Глебушку в одиночку, а для общественности мамку его представил хитрой распутницей, которая обманом, доверием и любовью выманила у него круглую сумму денег и сбежала.

Отец был хитрым и расчётливым, иногда даже жестоким. Глеба воспитывал в строгости. Любое неповиновение со стороны мальчика, и Князев-старший сразу хватался за ремень. Синяки и ссадины не сходили с тела ребёнка, ведь уже с самого детства Глеб всем показывал свою непокорность.

Мальчик занимался рукопашным боем с личным тренером, ходил по лесам в долгие походы с одним ножом и коробком спичек. В восемнадцать отец собственноручно отвёл его в военный комиссариат и настоял, чтобы Глеба отправили куда подальше от родного города, в отряд с жёсткой дисциплиной и грозным командиром. Отказывать Князеву-старшему в Старопесковске было не принято.

После армии были у Глеба бои без правил, постоянные тренировки по стрельбе из всевозможного оружия, уроки выживания в экстремальных ситуациях и множество различных медицинских исследований его собственного тела.