Евгений Ф - Фактор бытия [СИ]

Люди неустанно молились.

И словно знак свыше через два года после Шабаша в поредевшей общине появилось пополнение. Алёна родила крепенького, голубоглазого мальчика. Измученная, но радостная мать дала ребёнку имя Вестник. Она благодарила Бога за преподнесённый дар и твердила всем, что рождение младенца — это знамение о начале жизни без страха, без боли, рядом со Всемогущим.

А через три месяца после появления малыша в церковь нагрянули крысы.

Бандиты беспощадно насиловали и убивали. Из паствы Дмитриевой уцелели лишь трое: тётушка Лиза, её брат Пётр и маленький Вестник.

Креп приподнял люк и выглянул наружу. Вокруг властвовала ночь, и лишь звёзды и полная луна освещали город.

В стороне от укрытия ходоков прорисовывалась огромной кучей посапывающих тел ночлежка отрешённых. Странные твари. Мужчины, женщины, дети, старики — все как один без одежд, на телах ни единого волоска. Днём снуют по городским улочкам, придерживаясь освещённых солнцем участков, и периодически замирают, словно пытаются насытиться яркими лучами, но всё равно кожа у них не по живому бледная. А вот на закате собираются в ночлежки.

Креп толкнул Вестника.

— Вес, пора выходить.

Тот неуклюже поднялся – мышцы свело от неудобной позы – и следом за Крепышём выбрался из канализации.

Раньше люди всегда боялись темноты. Верили в то, что тьма — это зло, и она скрывает в себе жутких монстров, но реальность в противовес человеческим ожиданиям оказалась иной.

Креп и Вестник родились уже после Шабаша. Им была неведома иная жизнь. Поэтому ночь не пугала их, а наоборот давала спокойствие и уверенность. Они смело обошли две ночлежки — главное не тревожить отрешённых и тогда они не тронут — и приблизились к приюту.

У двери Креп остановился.

— Ты понимаешь, что нам придётся сделать? — тихо зашептал он. — Я тоже люблю тётю Лизу. Но её больше нет, там лишь бездушная тварь, Вестник. Там псевдо. Ты понимаешь это?

— Она была мне матерью. Самым близким человеком. — Голос Вестника был печальным, но уверенным. — Она спасла меня, и теперь моя очередь спасти её. По-другому нельзя.

Креп понял — рука друга не дрогнет.

Ходоки поднялись по лестнице на третий этаж и тихо прошли по коридору. Ранее запертые двери оказались выбитыми, деревянные щитки на окнах выломаны — бесноватой требовался солнечный свет.

Сама тётушка находилась в своей комнате.

Надетые на ней мужская вязанная кофта и широкая юбка были разорваны и замызганы кровью. Вырванные клочьями волосы валялись у ног, с головы на плечи спускались лишь несколько локонов. Тётушка сидела на поваленном шкафу лицом к двери, и когда ребята вошли, даже не шелохнулась.

Креп остался стоять у входа, сжимая в руке копьё, а Вестник, взяв у напарника тесак, неспешно направился к тётушке.

Ночью бесноватые успокаивались. Многие даже были способны вести рваный, скачущий от одного события к другому, но всё же осмысленный диалог. Память о прожитой жизни выгорала в них медленно, словно издеваясь, давала прикоснуться к тому, чего уже никогда не будет, заставляла возвращаться в родные и обжитые места. Но любое случайное движение, любой шорох или не вовремя пророненное слово могли ввести бесноватого в состояние неудержимой ярости, и тогда он снова превращался в жестокую дневную тварь.

Вестник двигался медленно, не сводя глаз с тёти Лизы, а та лишь мерно дышала.

— Ты здесь, сынок? — неожиданно промямлила она.

Вестник был уже почти за спиной тётушки.

— Ты вернулся. Я рада.

— Я тоже рад тебя видеть, тётя Лиза, — как можно спокойнее проговорил ходок и занёс тесак над её головой.

Он не испытывал ни страха, ни неуверенности, просто было неприятно осознавать, что перед тобой уже не тот человек, который воспитывал и любил с самого твоего детства. Отдавал последнее, когда нужно было, а потом находил ещё больше. Это была уже не та смелая и сильная женщина, которая спасла младенца от крыс и годы заботилась о нём.

Всё что осталось от тёти Лизы - это лишь оболочка, внутри которой притих демон.

— Присаживайтесь, мальчики. Чаю?

Вестник не стал больше тянуть. Он обрушил тесак на тётушкину шею, но вместо человеческой плоти лезвие воткнулось в стенку шкафа. Бесноватая с невероятной прытью сорвалась с места и прыгнула прямо на Крепа. Креп лишь успел выставить перед собой копьё и тупым концом упереть его в стену. Остриё вошло в живот, но бесноватая, словно не ощущая боли, продолжила двигаться дальше, всё больше и больше насаживая себя на древко. Одновременно с этим она обхватила ладонями голову Крепыша, а большой палец правой руки вдавила в глаз.

Креп задёргал головой и попытался развести руки псевдо в стороны. Но та была сильнее. Её левая беспалая ладонь опустилась к шее, и бесноватая вдавила её в гортань ходока. У Крепа перехватило дыхание. Он почувствовал, как ноги отрываются от пола. Тётушка его поднимала! Одновременно с этим по лицу прошлись острые ногти бесноватой. По щекам и шее заструилась горячая кровь.

Схватка Крепа и псевдо продолжалась всего несколько секунд, и этого времени хватило Вестнику, чтобы выдернуть плотно засевший в древесине тесак и нанести один единственный удар. Хорошо заточенное лезвие с лёгкостью отделило голову от тела. Но даже обезглавленная тварь не сразу выпустила свою жертву.

Голова, ударившись о пол, отлетела в угол комнаты, а грузное тело бесноватой медленно осело, шумно проскрежетав древком копья по стене.

Вестник выронил окровавленный тесак, несколько секунд постоял, хмуро глядя то на мёртвую тётю Лизу, то на друга, и лишь потом опустился рядом с Крепом.

Тот надрывно кашлял. Левую сторону лица пересекали четыре глубоких разреза, но на его счастье до глаз бесноватая не добралась.

— Сейчас я тебя заштопаю, — сказал Вестник, доставая изогнутую иглу и нить.

Когда Вестник начал зашивать разорванную щёку, Крепыш лишь закрыл глаза и со скрежетом сжал зубы.

Вестник работал, а из головы не выходила тётя Лиза. Сильная, весёлая, мудрая… и мёртвая.

Когда небольшая операция была закончена, он быстро собрал лекарские принадлежности и лишь после этого позволил себе усесться на пол рядом с Крепышом.

Вот и всё, тётушка была спасена. Как ни странно, но Вестник, глядя на тело и отсечённую голову, не видел перед собой мёртвую бесноватую или себя в роли убийцы тёти Лизы. За всё произошедшее он взвалил вину на псевдо. Именно они превратили её в монстра, и они же принудили его убить. На лице тётушки застыло странное выражение, словно за долю секунды до смерти бесноватость отступила, а очнувшийся человек успел удивиться: "А что происходит?"

Превозмогая боль, первым заговорил Крепыш.