Евгений Витязев - Молох

— Поясни — и снова Чума, мать его за ногу, перепугал!

— Представьте: когда человек рождается, он слабок и гибок, а когда умирает, то крепок и чёрств. Когда дерево растёт, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жёстко, оно умирает. Чёрствость и сила — спутники смерти, в то время как гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Потому, что отвердело, то не победит.

Так мы шагали до Владимирской, каждый по своему оценивая учение древнего философа. Тоннель был настолько чист, что, если бы на нас поехал поезд, то я бы спутал, какое сейчас время. Как тогда рано утром на улице Белы Куна: спящие многоэтажки, лёгкий ласкающий ветерок, обычное серое питерское небо. Я ощущал ароматы уничтоженного нами многотысячного периода времени, чувствовал запах свежей булки из пекарни, слышал детский смех, обрывающийся в то время, как ракета прорезает облака для того, чтоб никогда более не светило солнце. И через мгновение ядерный гриб съедает всё на своём пути. От пекарни не остаётся и следа, а смеющийся ребёнок превращается в груду костей. И я оказываюсь всё там же, под землёй, в тёмном сыром тоннеле, а передо мной изрешечённый труп жмурика-каннибала, говорящий о том, что мы добрались до Владимирской.

— Странно, Робби нигде нет — озирался я по сторонам, когда мы подошли к середине станции и вышли вплотную к Достоевской.

— Это кто такой? — Чума был более чем активен на диалоги в сегодняшний день. Аж целый второй вопрос прозвучал из его уст. Отвечать не пришлось, так как с противоположной стороны на всё том же одном колесе к нам подъезжал робот. По бокам никуда не девшиеся миниганы. Да, не мешало бы железную конструкцию смазать маслом, ибо лязг тоже не исчез.

«ПРОНИКНОВЕНИЕ. УГРОЗА ОПАСНОСТИ», — высветилось чёрным по белому на экране. Миниганы с щелчком нацелились на нас.

— Постой, Робби, это же я! Молох. Ну, копатель…

«НЕВЕРНЫЙ ЗАПРОС».

— Хорошо, так — я чувствовал, как во рту пересыхает. — Робби — это твои инициалы. Робот-охранник быстрый боевой интеллектуальный. Или наоборот, боевой…

«ПРИНЯТО. ЗДРАВСТВУЙ, МОЛОХ. РАД, ЧТО ВЕРНУЛСЯ».

— Спасибо. Послушай, нет времени объяснять, но нам надо попасть на Достоевскую.

«ДЛЯ НАЧАЛА ПРОЙДИТЕ ТЕСТ».

— Хорошо, мы постараемся — я поглядел на бойцов, у которых в буквальном смысле округлились глаза. Солдаты вышли из транса и только затем кивнули мне в знак согласия.

«ТРИ ВОПРОСА. ОТВЕЧАЕТЕ, ПРОХОДИТЕ. ПЕРВЫЙ ВОПРОС НА ПСИХОЛОГИЮ. ДЕВУШКА НА ПОХОРОНАХ МАТЕРИ ВИДИТ НЕЗНАКОМОГО МУЖЧИНУ И ВЛЮБЛЯЕТСЯ В НЕГО, А ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ УБИВАЕТ СВОЮ СЕСТРУ. ПОЧЕМУ?»

— Интересно, что будет, если мы не ответим? — прошептал Ахмет.

— Да тише ты! Скажи, есть лучше варианты какие?

«ПРОШЛО ПЯТЬ СЕКУНД, ОСТАЛОСЬ ЕЩЁ ПЯТЬ», — у меня внутри всё подпрыгнуло.

— Потому что она приревновала сестру к незнакомцу? — вскинул кавказец в сердцах руки, когда на дисплее горела одна секунда.

«ЭТО НЕПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ВЫ ЧИСТЫ В ВАШИХ НАМЕРЕНИЯХ. ТОЛЬКО ЛИЧНОСТИ С САДИСТСКИМИ НАКЛОННОСТЯМИ ОТВЕЧАЮТ НА ПЕРВЫЙ ВОПРОС ПРАВИЛЬНО».

Я хотел было поинтересоваться, какой же ответ правильный, как мониторчик опять загорелся, высвечивая второй вопрос: «ОТКУДА ВЕГАНЫ ПОЯВИЛИСЬ В МЕТРО?».

— Чудом вырвавшаяся наружу экспериментальная группа заражённых людей нашла приют здесь — скороговоркой произнёс я на одном дыхании.

«ОТЛИЧНО. НО ВЫ НЕ ПЕРВЫЕ, КТО ДОБРАЛИСЬ ДО ПОСЛЕДНЕГО ВОПРОСА. УЧТИТЕ, ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС БУДЕТ САМЫМ ТРУДНЫМ. ПОКА НА НЕГО НИКОМУ НЕ УДАВАЛОСЬ ОТВЕТИТЬ. ГОТОВЫ?»

— Да — отозвались мы хором. Я чувствовал, как коленки предательски затряслись. Или же нахлынули воспоминания, связанные с нечеловечными опытами над людьми в бункере.

«ЧТО НАДО ДАТЬ КОНДУКТОРУ ПРИ ВСТРЕЧЕ? У ВАС ДЕСЯТЬ СЕКУНД».

— А на это ответит Чума — заулыбался я во всю физиономию.

— Ну вот, ваше путешествие подходит к концу — смотрел на нас Ахмет, когда мы стояли у перехода Владимирская-Достоевская.

— Почему ваше? — да вы поглядите! Третий за день вопрос. Чума идёт на рекорд.

— Здесь нам придётся расстаться. Я вам помог с Робби, хотя, как помог? Так и так, я на Площадь Восстания. Надо с говнюком братом поквитаться. Поверьте, он уже труп. Меня там все знают, проблем не составит его прищучить. Не до конца знаю, что ты, Молох, всё же затеял, но первая кровь на мне. Пора проводить лоботомию метро.

— Спасибо за всё, Ахмет — я обнял братца того, кому осталось жить час, максимум два, если тот на Чернышевской. — Не хочешь посмотреть на цыган Достоевской?

— Ой, что я там не видел? На Петроградке бывал, знаем. Главное, чтоб угрозы не представляли. И ещё три вещи. Чёрт, прям как у робота. Значит, первое: насколько я знаю, Вано планировал внести запрет на оружие по всей территории бордюров.

Я кивнул головой, на что боец продолжил.

— Посему оружие вверяю вам. Оно вам куда нужнее. Я с братом расправлюсь и ножом. Второе: как там переход до Восстания, безопасен?

— В целом, да — снова закивал я головой. — Максимум, на просветовского жмуря сможешь наткнуться, но он не станет помехой.

— Ага. И последнее: Чума, делай свой выбор, с кем идёшь?

Солдата парализовало. Да, вопрос на миллион. Но будущий диггер (хотя, в чём я сомневался) с выбором определился, не раздумывая. Да и какой у него был выбор? Скорее всего, наобум ответил. Первое, что пришло в голову.

— Ясно — сказали мы в унисон с Ахметом, после чего продолжил уже он один. — Что ж, каждый в путь своей дорогой.

Я закинул сумку с карабинами за плечо, после мы стали прощаться. Тут же откуда-то с Достоевской подъехал Робби и сказал, что проводит Ахмета до путей. Боец был только за. Не передать грохот, с каким искусственный интеллект спускался по ступенькам на своём одном колесе. Удивительно, как машина вообще не полетела вниз?

— Кстати — крикнул, будучи вдогонку, брат Вано. — Так всё гениально и просто оказалось с вопросом о Кондукторе.

— Всё гениальное в простом и простое в гениальном — махнул я на прощание Ахмету рукой и повернулся к Чуме. — Ну что, хлопец? Финишная прямая?

Чума посмотрел на меня и сделал кивок. И мы, нога в ногу, проследовали вперёд к Достоевской, чтоб побывать в итоге там, где ещё не вступала нога человека.

Достоевская как Обводка и прочие другие станции, была открыта 30 декабря, вот только девяносто первого года. Пять дней прошло со времени, как рухнул Союз и около четырёх десятков лет, как рухнула Российская Федерация и вместе с ней вся планета. Перед тем, как спуститься по эскалаторам, Чума дёрнул меня за рукав. На стене синим маркером красовалось слово «ДИКООБРАЗ». Причём, насколько я знал, надпись сделана с ошибкой. Мы полюбовались ничем не говорящим для нас словом (может, сталкер какой?), пожали плечами и после очередного лязга Робби, возвращавшегося из тоннеля, до которого тот провожал Ахмета, спустились по эскалатору.