Евгений Витязев - Молох

На ходу, перезаряжая винтовку, я пустился в бег, к тому самому месту, где кричал боец. Меня встретила густая лужа крови на земле, но трупа поблизости не было. «Чума!», — кричал я, осознавая, что так и должно случиться. Словно мне априори отведена роль последнего героя на страницах долбаной книжки дешёвого романа. «Чума», — не сдавался я, теряя нить с реальностью. Голова загудела. Твою мать! Да что же это такое?! Зачем я вообще сейчас стою здесь, один, практически в кромешной тьме в Богом забытом тоннеле?! И в то же время снаружи, в интеллигентской столице России, уничтожено всё живое. Всё, вплоть до истории. Мне стало смешно. Я сел на колени и закатился в истерическом смехе. Живот скрутило — то ли от синяка, оставленного пауком, то ли от ненормального гогота. «Я самый трахнутый на всю голову диггер, — сказал я в пустоту. — Над котором посмеялись бы чит…»

Я не успел закончить самому себе адресованную фразу, как справа и чуть впереди от меня отчётливо послышался шорох. Встав на ноги, я без какого либо страха или сожаления шёл на новый звук. 870-я «малышка» заменяла мне руки. Нет уж, пускай Оно меня боится. Я — человек с завода, а она — испорченная машина, которой пора на свалку. И не будет никаких разбирательств, ибо я сам себе судья, адвокат и прокурор в одном лице.

Я уже сталкивался с нечто похожим в самом начале своего пути. В нескольких метрах от меня тоннель плавно перерастал в джунгли, но хозяином тропиков был не лев и не чёртов тигр, а, то ли богомол, то ли кузнечик. Зелёный окрас, лапы с паучьими размерами, усики, продолговатое тело. Я прицелился в голову, но краем глаза заметил ещё одного богокузнечика, выходившего из зарослей коричнево-оранжевых цветов. Голову на гильотину, именно такие растения представляли себе фантасты на Венере, Луне или Марсе до того, как человечество изобрело первый телескоп и обсерваторию. Не об этом же писали Жюль Верн, Лавкрафт, Герберт Уэллс? К Дьяволу их, когда жизнь на волоске.

У всех бывают ошибки, и я тому не исключение. Пуля, вроде бы, шедшая в голову, угодила первому богокузнечику в верхнюю клешню. Та наполовину оторвалась, разбрызгивая вокруг зелёную жидкость. И вот тогда оба мутанта встали передо мной, готовые разорвать врага на кварки. Я прикинул, что успею сделать ещё один залп, и в тоже время понадеялся, что откуда-нибудь высунется полуживой Чума и поможет мне. Но, чему ни бывать, тому не случиться. Вместо оного я одним махом содрал с плеча фонарик, не раз спасавший мне задницу, и бросил его в кусты. Живая тьма обдала меня по рукам и ногам, потому единственным ориентиром послужил для меня луч света, нацеленный на обвитую лианами стену в нескольких метрах впереди. Я притворился Чумой, тьфу ты, статуей, и, казалось, заставил своё сердце биться не быстрее, чем сорок ударов в минуту.

Я по-прежнему стоял на одном месте, не осознавая, перешёл ли на тот свет или до сих пор где-то передо мной две твари, напоминавших мне саранчу. Ответом послужила тень, скользнувшая по стене. Ага, судя по болтающейся лапе, это наш номер один. Во всей ситуации я не мог понять только одного — как мутированные видят в темноте? Если возвращаться к открытиям учёных, сделанными до Катастрофы, то было доказано, что, помимо так называемых огурцов, на дне Марианской впадины обитают вполне живые многоклеточные существа. Доисторические рыбы, похожие на монстров с других планет или чудище Лох-Несса. Светом им служит, как правило, антеннка над головой, но и такой не наблюдалось у богокузнечиков. И, кроме как кромешной тьмы, место ничем не походило на дно Тихого океана.

Отставив размышления позади, я доверился одному из важных чувств — слуху. Как ни странно, первым лёг второй богокузнечик, ибо я слышал его ближе к себе. Пол-обоймы на то, чтоб насекомое смолкло. Тень первого как след простыла. Я старался двигаться как можно тише по направлению к галогенному фонарю, вслушиваясь в малейшие звуки, в том числе в колебания воздуха. Тишина. Больше всего я боялся поскользнуться, в том числе на мёртвом монстре, но угроза ушла в сторону, когда на свету я уже видел носок своих сапог. И в тоже время мутант бежал на меня как ошпаренный. Мне оставалось ждать, когда огромные усы вместе с его физиономией появятся в спасительном лучике света. Ожидание длилось вечность. И оно тяжелее всего давило на психику. Я успел обратить внимание на погибшую кувшинку, росшую у стены. Страшно представить, как она вообще сюда попала.

И наконец настал момент, когда я спустил оставшуюся обойму во второго богокузнечика, последней пулей оторвав уже мёртвому на тот момент насекомому один из его усов. Тело чудовища, заливая всё вокруг своей зелёной кровью (соком?), по иронии упало именно на тот клочок земли, где лежал чудо-фонарь. Послышался треск, который фантомом будет отдаваться у меня в голове пока я не умру. Через секунду я оказался в абсолютной тишине и темноте.

Представьте, что шагаете в беззвёздном космосе, где-нибудь на краю вселенной, в поисках двери, которая вывела бы вас за пределы всего, что существует. В антимир, туда, где мёртвые — это живые, и наоборот. Но заветная дверь не попадается, её вообще не существует, как долгожданной воды в пустыне, так как ваш изнемождённый мозг хочет и видит оазис. Шаг за шагом я продвигался всё дальше и дальше, выставив вперёд себя руки. Я боялся, что не ровен час, как уцелевшая кувшинка оттяпает мне руку, но в тоже время отгонял эту мысль. Таким растениям, не считая радиации, необходим свет. Хотя бы для фотосинтеза. В целом же я прошёл не больше ста метров, занявших не меньше часа. Один раз лиана попыталась обвить мой сапог, но я хладнокровно перерезал стебелёк. Слух, на который я рассчитывал, по-прежнему не работал. Вообще ни единого звука. Как в вакууме, ей Богу.

Через сто с лишним метров я увидел одинокий огонёк за гибридом дерева и куста, посчитавший вначале за галлюцинацию. Тот самый оазис, химера, которую я боялся. Конечно, мне не оставалось ничего, кроме как свернуть с середины пути и обойти куст, росший на стволе. Вначале я не поверил своим ослепшим от внезапного света глазам, но, сделав два ритуальных глубоких вдоха-выдоха, стал действовать рациональнее.

Я подобрал фонарик, который мог принадлежать только Чуме. Догадка оправдала себя, когда там же за кустом я увидел прислонённый к его стволу кокон. Тело бойца наполовину свисало из сумки, вторая часть покоилась внутри. Не зная, как поступить, я на расстоянии вытянутой руки принялся будить солдата дулом винтовки. После третьей попытки боец поднял голову и, прикрывшись ладонью, повернул её в сторону при виде яркого света.

— Рассказывай — отвёл я луч фонаря в сторону; мы же не на допросе. Поскольку, кроме нас с ним, вокруг не наблюдалось ни единой души, Чума не откосил от диалога.