Евгений Витязев - Молох

Не успел закончиться крик, как проводник покинул нас. Я только и успел выхватить клюку. Вагонетка уже несла путеводителя в сторону Александра Невского. Мы с Чумой, кое-как отошедшие от вбитых в наш мозг мыслей, глядели вокруг. Последний веган-рабочий, как и гермодверь Ломоносовской, покоились в доброй сотне метров. Там, на другом краю открывшейся нам впервые планеты. И хорошо, что обитаемой. Впереди же безжизненный тёмный тоннель с характерным запахом смерти. Не решаясь, мы так и стояли на пороге мира мёртвых и живых, там, где ещё падал свет последней лампы, а в шаге от него начиналась непроглядная тьма. Так и так, мы вооружились помповыми ружьями итальянской сборки, закрепили фонарики на плечах и только потом сделали первые шаги по маршруту до Пролетарской.

Пройдя ещё полсотни метров по заброшенному перегону, мы наткнулись на покосившийся столб, поросший чёрным, сливающимся с темнотой мхом. На столбе в свете фонаря улыбался значок черепа с костями.

— Молох, мы точно не сбились с пути, как тогда после цыган?

— Вряд ли. Тоннель подозрительно чистый, без ответвлений. Такое впечатление, что веганцы замуровали все служебные помещения и заброшенные коллекторы — ответил я, на что Чума, видимо, удовлетворившись, решил промолчать.

Проигнорировав Весёлого Роджера, мы продолжили путь в поисках неведомой станции. Завершающей на пути к Обухово. Наплевали на предостережение, предназначенное не то, что для людей, а для куда более закалённой расы, сумевшей пройти через весь заражённый Питер, о чём вскоре с Чумой пожалели… Последнее существо, которое мы увидели из живых на пути к Пролёшке, оказалось крысой, поспешившей ретироваться подальше от запретной зоны.

Всё произошло в тот момент, когда мы находились на полпути к Пролетарской и вода со стороны Ломо-Лизы не хлынула на нас. Не успел я опомниться, как бурлящие синие потоки несли меня вперёд, перескакивая километр за километром. У меня не было времени сообразить, откуда вообще взялась вода? Неужто, Нева в самом деле вышла из берегов и Империю Веган смыло с карт подземки? А за ней ненормальных размеров корова слизнула всю Третью ветку. Оба Стикса лишь продолжили начатое, превратив метро в одну большую лужу. Но мысли длились недолго, ибо я захлебнулся и умер.

Я хотел проснуться, перелистать момент жизни вперёд, но не мог. Хотел видеть нас с Чумой в Обухово, но вместо образов — жидкая пустота. Даже монстров нет: большой бескрайний океан, подобно тому, что навечно спрятан под корой одного из спутников Юпитера. Неужто, всё настолько форс-мажорно закончилось? Ещё через мгновенье, вероятно, по земным меркам длившееся годы, моё тело прибило к берегу. Я почувствовал вкус твёрдого песка, как тот попал мне внутрь, ведь я лежал, уткнувшись мордой в землю. Перекидывая вес тела на больную ногу, я нашёл в себе силы встать.

Океан оказался водоёмом, обнесённым мощными кронами деревьев. Чувства подсказывали, что я бывал уже здесь, что вот-вот где-то там на другом берегу покажется хвост чудовища, который скроет в себе озеро, но вода вела себя как во время штиля. Я снова сосредоточился на береге: ни оружия, ни провизии, ни костыля, хотя последний мне не понадобился. В загробном мире я не хромал. По сути, мне вообще ничего здесь не надо. Только мои мысли захотели уйти в астрал, как передо мной, точно из воздуха, материализовался человек. Бледное лицо с разорванным горлом, одной руки не хватает по локоть.

— Григорий — представился труп.

— Распутин? — не нашёлся я ничего умнее ответить.

Мертвец улыбнулся, поманив меня здоровой рукой вперёд, хотя кожа на той висела лохмотьями. Я покорно последовал вперёд, оставив позади береговую дорожку. На прощанье я оглянулся на озеро. Монстр так и не показался, но мне открылась простая как день истина: я снова в Кавголово.

— Григ… — начал было я, но так и не договорил. Трупа и след простыл. Зато со стороны ларька, которого в другой реальности снесло ураганным ветром, выходил Град и Горец. Если у первого отсутствовала половина головы, то тело Горца представляло собой обугленное мясо, кое-как приклеенное к скелету. Конечности будто небрежно залепили скотчем. Мол, и так сойдёт. Из живота же торчали кишки: всё равно, что разрубить тело по пополам и тут же его соединить.

— Здравствуй, Молох. Что же ты с Глыбой наделал? — говорили призраки в унисон, не раскрывая рта. Град так физически не был способен к речи из-за отсутствия челюсти и языка.

— А что с ним? — у меня не хватало сил для удивлений. Даже в тот момент, когда день в одночасье сменился на ночь и киоск за спинами бывших диггеров не рассыпался песочным замком. Вот, значит, какова жизнь после смерти.

Я видел Глыбу, но, исходя из логики, если она в аидовом царстве вообще присутствовала, боец находился в другом времени. «Ты живёшь во вчерашнем дне, Молох», — прозвучало у меня в голове то ли от Града, то ли от Горца перед тем, как возникло видение и реальность в какой раз не сменилась на иную.

Панорама Васильевского острова: заброшенные дома, пустые глазницы окон и один единственный человек, бредущий по выдранным трамвайным шпалам Среднего проспекта. Это был Глыба. Я хотел вмешаться, помочь, но не мог: собаки Павлова да волки то и дело вылезали из подъездов, полуразрушенных сооружений петровской эпохи. Но диггер держал дистанцию, методично отстреливая псов, и, стараясь не приближаться к сооружениям. Не известно, на каком отрезке Среднего показался птеродактиль, с которым Глыба устроил самую настоящую гонку. Марш-бросок на 2 километра не на жизнь, а на смерть. Лишь ближе к концу бескрайнего проспекта птеродактиль с простреленными крыльями сдался и отправился прочь в сторону финского залива. Там неведомый монстр, выпустив щупальца из воды, поймал птицу в свои сети.

— Держись, Глыба… — проблеял я, пытаясь сосредоточиться на своей ирреальности, на двоих, почивших сто лет назад в водах Стикса, солдат. Но Васька оказалась крепким орешком.

Диггер подошёл к углу Среднего и Наличной, когда стало смеркаться: аномальные ночи в Питере никто не отменял. Обходя выбоины и бурьян с дикой листвой, Глыба, так и держа на затворе Калаш, ковылял вперёд. Опочининский парк по правую руку вовсе утонул в листве, представляя из себя джунгли на два гектара. Слева — Ленэкспо, облюбовавшее мутантами, выползавшими со стороны залива. Глыба не успел пройти выставку, как из последнего окна загорелся красный свет и мгновением позже на улицу выползали полулюди-полурыбы. Боеприпасы в магазине, рассчитанном на 15 патронов калибра 5,65, уходили один за другим. Конечности и плавники отлетали в разные стороны. Когда закончились пули и натиск мутантов ослаб, последовала самая настоящая чертовщина. Непонятные эфемерные создания заполонили Наличную улицу, начиная с Площади Морской Славы. Всё кишело существами, не обладавшими не то, что конечностями, но и органами чувств. Цвета мутной тины, овальные конструкции, передвигавшиеся при помощи мельчайших водорослей, покрывавших почти всё тело, наступали на Глыбу. Боец понимал, что если они настигнут, то он станет частью чего-то такого, что не описать словами. Жрать твари не способны за отсутствием вообще каких-либо отверстий и выпуклостей на теле. Лишь целенаправленность указывала на то, что действуют щетинистые овальные твари исходя из своего разума. Не желая испытывать судьбу, а именно ожидания намеренности мутантов, солдат бежал что есть силы через всю Наличную. Мчался, не обращая внимания на других монстров: будь те связаны с водой, землёй или небом. Вся фауна собралась здесь, но то, что настигало Глыбу, не вписывалось ни в одни рамки. Бросив Калаш-74 (тем самым, лишив себя и штык-ножа), диггер чуть не заблудился, в последний момент свернув на улицу Нахимова. Уже стемнело. Ещё через улицу впереди в полукилометре показалась Прибалтийская.