Стивен Гулд - Телепорт [litres]

Присутствие маминых коллег очень утешило: я больше не чувствовал себя одиноким и ничтожным, а шесть лет разлуки с мамой не казались бездарно потерянными. Мама завоевала уважение этих людей и их любовь.

За десять минут до начала церемонии появились сержанты Бейкер и Уошберн, по случаю одетые в темно-коричневые костюмы с галстуками. Они остановились в дальнем от меня конце зала и принялись оглядывать собравшихся.

Я намеренно отвернулся от них. Лицо у меня словно застыло. Я впился взглядом в мамин гроб и почувствовал, что безудержные эмоции вот-вот хлынут через край.

За пять минут до начала появился отец. Мистер Джонс встретил его у двери и попросил расписаться в журнале регистрации. Тот черкнул свое имя. Мистер Джонс провел его к пустой скамье в центре зала. Отец что-то сказал, но мистер Джонс покачал головой и показал на скамью. Отец протиснулся мимо мистера Джонса и зашагал по центральному проходу. Мистер Джонс перехватил мой взгляд и бессильно развел руками. Я поднялся со своего места. Лайнел двинулся было следом, но я покачал головой и натянуто улыбнулся. Увидев меня, отец встал как вкопанный и побледнел. Я жестом поманил его за собой и направился к двойным дверям у самого гроба, ведущим к катафалку. Я вышел за дверь, отец следом. На улице я сразу повернул налево, прочь от журналистов, стороживших главный вход, прочь от двух сотрудников ритуального зала, прислонившихся к катафалку.

Свернув за угол и скрывшись от чужих глаз, я запомнил место для прыжка. Потом сделал с десяток шагов и обернулся.

Отец с опаской следовал за мной. На улице было прохладно и пасмурно, а он обливался по́том. Остановился, не дойдя до меня шага три-четыре.

Я молча смотрел на него. В животе крутило, подкатывали воспоминания… неприятные воспоминания. Отец приехал в костюме в стиле вестерн с галстуком боло и в ковбойских сапогах. Пиджак распахнулся, и я увидел тяжелую узорную пряжку.

– Черт тебя дери! Скажи что-нибудь! – громко, с надрывом потребовал папа.

Легкий ветерок донес до меня запах нервного пота и алкоголя.

Я не шелохнулся, снова вспомнив ночь, когда я стоял над ним с тяжелой бутылкой в руках.

– Я думал, что убил тебя, – наконец произнес папа. – Думал, что убил…

Ага! Вспомнилось, как я гадал, не связана ли моя способность телепортироваться с провалами в памяти, о которых я знал не понаслышке: у папы они случались то и дело. Я чуть не улыбнулся: папа решил, что его преследует мой дух.

– С чего ты решил, что не убил меня? – спросил я, прыгнув ему за спину. – Может, все-таки убил?

Отец вздрогнул, обернулся и увидел меня. Он сильно побледнел, глаза чуть не вылезли из орбит. Я снова прыгнул ему за спину, схватил за пояс – боже, какой он легкий! – и вместе с ним прыгнул в гостиную дома в Станвилле. Папа затрепыхался, и я отпустил его, подтолкнув вперед. Отец налетел на кушетку и упал. Но не успел он рухнуть на пол, как я уже прыгнул обратно во Флориду, к ритуальному залу Кэллоуэя-Джонса.

Когда я свернул за угол, чтобы войти в зал, то вдруг увидел сержанта Бейкера: тот прислонился к стене у входа и нащупывал в кармане сигарету. Интересно, сержант Уошберн сейчас обходит здание с другой стороны? Я вошел и сел рядом с Лайнелом.

– Что случилось? – Он с огорчением взглянул на меня.

– Отец отправился домой.

Вернулись сержанты Бейкер и Уошберн и заняли свой пост в глубине зала. Вид у них был озадаченный.

Служба получилась отвратительная. Методистский священник не знал маму, никогда не общался с ее близкими и понятия не имел, какой она была. Он рассуждал о «бессмысленной трагедии», о том, что «Пути Господни неисповедимы». Служба еще не кончилась, а я горел желанием устроить новую «бессмысленную трагедию» и начать именно с него. Священник распространялся о «непоколебимости» маминой веры, а я понимал, что это ерунда. После занятий в «Ал-Аноне» в маме проснулась какая-то духовность, хотя она признавалась мне, что не представляет, какую форму имеет «высшая сила».

Немного утешало лишь то, что я не был одинок в своем мнении. После службы священник подошел ко мне выразить соболезнования, но я лишь покачал головой.

Лайнел оказался категоричнее.

– Где его откопали? – спросил он, когда мы выходили к машинам.

– По словам Силверштайна, этого же священника приглашали на похороны моего деда. Наверное, Силверштайн решил, что в этот раз получится хорошо.

– Зря он так решил.

– Точно.

Когда мы гуськом вышли из зала, журналисты засуетились. Камеры щелкали, вспыхивали, гудели, журналисты говорили в микрофоны и в портативные мини-кассетные диктофоны. К нам никто пока не приближался.

Меня посадили в лимузин, который отправился следом за катафалком. Ехал я один, если не считать молчащего водителя. Мне показалось, что у мистера Адамса лимузин в сто раз лучше, но я промолчал. Ради чего я здесь? Ради мамы.

К счастью, само погребение прошло быстро. Кроме меня, присутствовали Лайнел, сотрудницы турагентства «Улетное», Лео Силверштайн, сержанты Бейкер и Уошберн. Журналисты тоже присутствовали – заняли места на краю кладбища и давай орудовать телеобъективами и микрофонами-пушками. Прыгнуть бы к ним разок-другой, тогда репортажи получатся по-настоящему крутые.

Поминки должны были состояться в местном отеле. Мы рассаживались по машинам, когда Бейкер и Уошберн наконец выступили вперед.

– А, сержант Бейкер, сержант Уошберн! Как мило, что вы пришли! – с досадой проговорил я.

Оба застыли как вкопанные. Они же не знали, что я подслушал их разговор в моей бруклинской квартире. Потом вытащили жетоны: определенный порядок действий у копов запрограммирован.

– Мы хотели бы задать вам пару вопросов, мистер Райс. Или правильно – мистер Рис?

– Можно и так и этак. – Я достал права и, как бумеранг, бросил их сержанту Уошберну. – Вот, на них мои отпечатки пальцев. Может, совпадут с теми, что вы, ребята, сняли с моих тарелок. Как ваша жена, сержант Уошберн? Как у нее с синяками, есть свежие?

Права отскочили от груди Уошберна и упали на траву. Сержант наклонился и поднял их, держа за краешки. Уошберн покраснел, Бейкер искоса на него поглядывал.

К нам подошел Силверштайн, озадаченный по виду.

– Это сержанты Уошберн и Бейкер из Управления полиции Нью-Йорка, – объяснил я ему. – Они выбили себе мини-отпуск во Флориде, чтобы допросить опасного преступника… меня.

– Дэвид, а ты преступник?

Гнев разом вырвался на свободу.

– Да, черт подери! Я виновен в том, что сбежал из дома, купил фальшивое удостоверение личности и с его помощью открыл счет в банке. Главное мое злодеяние заключается в том, что я помешал некоему полицейскому до смерти забить свою жену. Говорю же, я мерзавец почище террориста!