Стивен Гулд - Телепорт [litres]

Доктор Перстон-Смайт из Джорджтаунского университета дал мне рекомендательное письмо и посоветовал обратиться к мистеру Теодору, сотруднику посольства Великобритании. Тот повел меня в ресторан «Бакур» на улице Патриса Лумумбы. Еду там подавали местную. Под конец мы пили мятный чай, куда вкуснее, чем в «Мирзане».

Бо́льшую часть времени мистер Теодор критиковал полуофициальных гидов, ошивавшихся в местном Музее народного искусства, и оплакивал касбу, старый город, некогда живописный, но давным-давно изгаженный.

– Видите ли, французы оставили в Алжире отличную систему здравоохранения и неплохие общественные сооружения. Местная экономика держалась на нефти, но вот грянул кризис, и теперь это страна со всплеском рождаемости (спасибо хорошему медобслуживанию) при крахе экономики. Алжир был экспортером продовольствия, нынче же все рвутся в города, а лучшие сельхозугодья превращаются в пустыню. Сегодняшняя касба – одна большая трущоба. – Мистер Теодор аккуратно поднес ко рту чашку и сделал глоток. – Я левша, но есть левой рукой нельзя. Только не на людях, чтобы до скандала не дошло.

О Рашиде Матаре мистер Теодор сообщил лишь, что его видели в Тигзирте, якобы отдыхающего и расслабленного.

– Нет ведь прямых доказательств того, что он участвовал в угоне самолета.

– Вы правда верите, что Матар невиновен?

– Нет, не верю, – улыбнулся мистер Теодор. – Он однозначно виновен. Просто ради освобождения заложников алжирские власти явно заключили с ним сделку и свои обязательства выполняют. Любые попытки экстрадировать Матара алжирцам не понравятся.

Я кивнул.

Мистер Теодор посмотрел на меня чуть ли не критически:

– Вы же никакую глупость не планируете? То есть если планируете убить Матара, осуждать вас я не вправе. Только ничего не получится. Матар сам убийца, вас мигом разоблачат.

Я почувствовал, как краснеют уши:

– Определенных планов у меня нет. Пока хочу просто его разыскать.

– Ну, будь вы английским подданным, я определенно попробовал бы отослать вас на родину.

В итоге я задержался в Тигзирте, где Рашид Матар якобы расслаблялся на пляже и якшался с вали, правителем местного вилайета. Решил остаться в отеле еще на час, а на следующий день вернуться и попытать удачи на пляже. Счет я оплатил динарами и направился в фойе. У главного входа стояла банкетка, с которой отлично просматривались и фойе, и лифты. Я сел на банкетку, достал из кармана книгу и начал читать.

Прошли немецкие туристы, группа французов. Арабов было совсем мало, и на Матара они не походили. Я собрался отложить поиски на завтра, когда в фойе вошли два служащих Дарак эль-Ватани, Национальной жандармерии. Они зашагали к стойке администратора, и тот показал на меня.

Сукин сын! Я направился к двери и прочь из отеля. За спиной закричали: «Arrêtez! Arrêtez!» [16] Стойте! Стойте! (фр.) Я повернул направо, спрятавшись от копов, и прыгнул в стиллуотерскую квартиру. В ушах хлопнуло, колени задрожали, и я сел. На улице зашумел автобус, и я вздрогнул.

«Успокойся! – приказал я себе. – Копы что, в квартиру к тебе ворвутся? Они на другом конце света!»

Я сделал несколько глубоких вдохов. Ну почему я такой пугливый? Я же неуязвим. Могу хоть сейчас прыгнуть обратно в «Мирзану». Главное, чтобы наручники не надели, без них копам меня не удержать. Могу даже дождаться, когда меня закроют в камере, и прыгнуть на свободу.

«Тебя могут убить», – напомнил внутренний голос. Да, верно.

Первую неделю рождественских каникул Милли гостила у отца в Оклахома-Сити, а в день Рождества собиралась в Уичито, штат Канзас, чтобы провести вторую неделю с мамой и отчимом. В общем, праздники у нее семейные, и, хотя мы запланировали несколько свиданий, часто тревожить ее не следовало.

Я прыгнул в Станвилл, к «Дэйри куин» на Мейн-стрит, и неспешно зашагал по улице, глядя на рождественские украшения.

Снег выпал сразу после Дня благодарения, и с тех пор держались холода, так что дворы и парки лежали под снежным покрывалом, грязным от сажи и мусора. У здания суда на сером снегу темнели тропинки, протоптанные до мертвой травы. На улицах было чисто, снег остался только у обочин, куда снегоуборочные машины нагребли целые сугробы.

Рождественские украшения, чудеса нефтехимии, город использовал уже лет шесть – я увидел те же пластмассовые звезды и сахарные посохи. Гирлянды на падубе заметно обтрепались, красную звезду на фонарном столбе у здания суда украсили надписью краской из баллончика: «Революция близка!» Кто-то другой зачеркнул слово «близка» и написал взамен «неизбежна».

Ясно, власть империалистов в Станвилле доживает последние дни.

В Алжире уже вечерело, а здесь еще и полдень не настал и люди вовсю ходили по магазинам. Если в нашем сонном центре такая суета, то страшно представить, что творится в «Уолмарте». Тут я увидел папину машину у таверны Джила, возле паркометра с просроченной оплатой.

По улице ехал трицикл, который полиция выделила женщине-контролеру платных стоянок. Миссис Томпсон, растолстевшая и расфуфыренная, в полицейской форменной куртке с синим меховым воротником, выписывала талон «БМВ» с номерами другого штата. Интересно, там оплата просрочена или миссис Томпсон штрафует водителя как чужака и/или аморального декадента? Она же все-таки жена преподобного Томпсона, баптистского священника.

Я полез в карман за мелочью. Половина монет оказались алжирскими, попалось несколько английских пятипенсовиков, хотя и пятицентовиков набралось достаточно, чтобы оплатить нужные сорок пять минут. Стрелочка поднялась вверх, и лишь тогда я понял, что помогаю отцу.

Я нахмурился. У главного входа в таверну лежал шлакоблок, которым в теплую погоду припирали дверь, чтобы не закрывалась. Может, швырнуть его в лобовое стекло «кадиллака»? Я уже двинулся в ту сторону, глядя на шлакоблок, когда мимо проехал трицикл миссис Томпсон и отвлек меня.

Наверное, отец заметил миссис Томпсон в окно, потому что в тот самый момент вышел из таверны, отсчитывая мелочь. Тут между таверной и паркометром он увидел меня.

– Дэви! – испуганно позвал он.

Моя злость никуда не делась, а тут еще ее подогрели страх и изумление на отцовом лице. Раз – и я шлепнул его по вытянутой руке. Монеты рассыпались, поскакали по тротуару, а я прыгнул в свое горное убежище в техасской пустыне.

В Тигзирт я вернулся в наряде построже – в легком льняном костюме – и отправился не в отель, а через деревню на пляж. Попрошайки на улицах попадались, но куда меньше, чем в столице. Ветер дул со Средиземного моря, ярко светило солнце. Я надеялся, что мой словесный портрет не распространяют среди жителей и гостей Тигзирта, а если и так, то сейчас я не слишком на него похож.