Филип Рив - Смертные машины

Эстер первая добежала до дирижабля и забралась внутрь через пролом в корпусе. Высунулась наружу, протягивая руку Валентайну, чтобы помочь ему подняться на борт, увидела, что он упал на колени, и поняла, что Кэтрин умерла.

Эстер застыла с протянутой рукой, сама толком не понимая, что с ней творится. Воздух над капюшоном белого металла замерцал электрическими разрядами, и Эстер крикнула:

– Валентайн! Скорее!

Он лишь на миг оторвал взгляд от мертвого лица дочери и ответил:

– Эстер! Том! Бегите! Спасайтесь!

Том приставил к уху ладонь и крикнул:

– Что он сказал? Кто это у него, Кэтрин? Что случилось?

– Уходим! – прокричала она и кинулась к приборной доске.

Эстер спешно перевела все работающие моторы на полную мощность. А когда снова посмотрела вниз, Валентайн быстро уменьшался. На руках он держал темную фигурку, бледная рука свесилась вниз. Эстер показалось, будто сама она – дух Кэтрин, улетающий в небеса. Было ужасно больно внутри, дыхание вырывалось всхлипами, по щеке потекло мокрое и горячее. Может, ее ранили, а она и не заметила? Эстер приложила руку к лицу, на пальцах осталась влага, и Эстер поняла, что плачет. Она плакала о маме, и папе, и о Шрайке, и о Кэтрин, и даже о Валентайне, а над собором все ярче разгоралось электрическое сияние, и Том уводил «Дженни Ганивер» прочь, в темноту.

В Брюхе внезапно выключились все двигатели разом – подействовало странное излучение, пронизывающее весь город сверху донизу. Мегаполис замедлил ход – впервые с тех пор, как вернулся в Охотничьи Угодья.

В Музее, за наскоро построенными баррикадами Чадли Помрой осторожно высунул голову над муляжом синего кита и увидел, что надвигающиеся на его последнюю линию обороны Сталкеры застыли на месте. Вокруг их металлических черепов терновыми венцами повисли облачка искр.

– Квирк всемогущий! – сказал Чадли Помрой горсточке уцелевших историков. – Мы победили!

Валентайн смотрит вслед красному дирижаблю, озаренному пламенем пожаров на Верхнем ярусе и ветвистыми молниями, что сверкают над куполом собора Святого Павла. Далеко внизу безнадежно звякает пожарный колокол и раздаются панические крики инженеров. Огни святого Эльма пляшут вокруг Кейт, ее волосы потрескивают и искрятся, когда Валентайн их гладит. Он бережно поправляет попавшую ей в рот прядку, прижимает дочь к себе – и тут в них ударяет молния. Миг – и они охвачены огнем, испаряются, исчезают. Только тень их костей отпечаталась на сверкающем небе.

Лондон был увенчан короной из молний – словно луч, нацеленный за сотню миль на Батмунх-Гомпу, завился вокруг верхних ярусов и обрушил каскады расплавленного металла на нижние палубы. Взрывы сотрясали Брюхо, обломки летели в воздух, крутясь, как сухие листья, подхваченные ураганом. Несколько дирижаблей взлетали тоже, но оболочки, наполненные газом, загорались, сморщивались и падали – яркие огненные точки на фоне большого пожара.

Спаслась только «Дженни Ганивер». Она летела на краю бури, крутясь и раскачиваясь под ударами ветра. С такелажа и пропеллеров срывались длинные ленты радужного света. Моторы отказали после первого же выброса энергии, и никакими силами не удавалось снова их запустить. Том обмяк в пилотском кресле и плакал, беспомощно глядя, как их уносит все дальше от гибнущего города.

Он мог только повторять одно и то же:

– Это я виноват. Это все я виноват…

Эстер тоже смотрела туда, где только что высился собор Святого Павла, – как будто все еще видела Кэтрин и ее отца.

– Нет, Том, – сказала она. – Это случайно вышло. В машине у них что-то испортилось. Виноваты Кром и Валентайн. Виноваты инженеры, что запустили эту штуковину, и моя мама виновата, что выкопала ее. Виноваты Древние, что ее изобрели. Пьюси и Генч виноваты, что старались тебя убить, и Кэтрин виновата, что спасла меня от смерти…

Эстер села рядом с Томом. Она хотела его утешить, но боялась прикоснуться. С разбитых циферблатов и с осколков оконных стекол ей корчили рожи отражения, еще уродливей обычного в пляске отсветов МЕДУЗЫ. Вдруг Эстер подумала: «Дуреха, он же вернулся за тобой!» Дрожа, она обхватила его руками и притянула к себе, прижалась щекой к макушке, осторожно сцеловала кровь со свежей раны между бровей. Она обнимала его крепко-крепко, пока МЕДУЗА не истратила всю свою злобу и над равниной не забрезжил серый рассвет.

– Все хорошо, Том, – повторяла она. – Все хорошо…

Лондон остался позади, неподвижный. Над ним колыхались столбы дыма. Том нашел полевой бинокль мисс Фанг и навел его на город.

– Кто-то должен был выжить! – сказал Том, надеясь, что, если проговорить вслух эти слова, они станут правдой. – Наверняка мистер Помрой и Клития Поттс уже организуют спасательные отряды и поят всех чаем…

Но ничего не было видно сквозь дым, пар и тучу пепла, и сколько Том ни водил биноклем, с отчаянием видел только почерневшие металлические конструкции и обожженную землю вокруг, с разбросанными по ней обломками колес, и горящие лужи топлива, и смятые гусеничные траки, словно сброшенные шкуры огромных змей.

– Том?

Эстер попробовала рычаги на приборной доске и с изумлением обнаружила, что руль все еще действует. «Дженни Ганивер» откликнулась, послушно поворачиваясь в ответ на команды.

Эстер тихо сказала:

– Том, может, попробуем добраться до Батмунх-Гомпы? Нас там примут с радостью. Ты для них, наверное, герой.

Том покачал головой. У него перед глазами «Лифт на тринадцатый этаж» все еще падал на город и Пьюси с Генчем разевали рты в беззвучном крике. Том не знал, кем себя считать, но уж точно не героем.

– Ну, как хочешь, – сказала Эстер.

Она его понимала. Иногда требуется время, чтобы справиться с тем, что случилось. Надо быть с ним терпеливой.

Она сказала:

– Тогда полетим на Черный остров. Починим «Дженни» в караван-сарае и улетим по птичьим дорогам куда-нибудь далеко-далеко. На Сто островов, или в горы Тангейзера, или на Южные Ледяные пустоши. Мне все равно, лишь бы ты меня взял с собой.

Она села на пол у его ног, положила руки ему на колени, а голову пристроила на руки. Том вдруг понял, что невольно улыбается в ответ на ее перекошенную улыбку.

– Ты не герой, а я не красавица, и вряд ли мы будем жить долго и счастливо, – сказала она. – Но мы живы, и мы вместе, и все у нас будет хорошо.

Я в огромном долгу и глубоко благодарен Леону Робинсону и Брайану Митчеллу за то, что они меня вдохновляли и подбадривали и подбрасывали свежие идеи; Майку Гранту, который публиковал мои ранние опыты в доброй памяти малотиражном журнале «Гелиограф» (The Heliograph); а также Лиз Кросс, Кирстен Скидмор и Холли Скит – без их терпения, энтузиазма и здравых советов эта книга закончила бы свои дни в виде растопки для моего камина.