Гай Орловский - Сестра ветра

– Бруни, – прохрипела она, и сама подивилась, как страшно звучит ее голос. – Что ты нам дал?

– Живую ярость.

– Живую ярость?!

– Спеши, Аэлло, – пискнул Бруни и потянул кнопкой носа, – с запада идет гроза!

Аэлло заорала от ненависти, срывая горло, и помчалась к деревянным крышам Лады. Всадники вмиг остались позади.

Живая ярость усилила инстинкты. Аэлло поняла, что видит так же хорошо, как днем. А, прислушавшись, может расслышать один-единственный голос из роя воплей, визга, криков, полных страдания и боли.

– Проклятье! Что же это делается! – прокричал взрослый голос, переходящий в бульк.

– А-а-а!… Больно, мамочка, больно!… – а это был детский голос, что сменился тихим хрипом и легкими ударами, точно кто-то бьет пятками по земле.

– Ах эти, эх его, ух он, у-ух они!

В мозгу ослепительно вспыхнуло, и Аэлло, взвизгнув, нацелилась на знакомые звуки.

Серую копошащуюся массу заметила сразу же. Она течет по улочкам Лады, словно лавина нечистот. Аэлло подлетела ниже – они! Что-то в облике монстров насторожило, и она поняла, что – все они, почти все рогатые.

Лязганье, звуки ударов, хруст, визг и ругань – вон бьется отряд стражников, пытаясь зажать тварей в кольцо, это не так просто, серая масса сочится дальше, прыгая по стенам, и ныряет на свободную улицу. Раздаются вопли тех, кто пытается спастись бегством.

Из открытых настежь окон и дверей раздается грохот, звон битого стекла, крики, чавканье.

Дрекавцы скользят среди поверженных тел, прыгают на разбегающихся прохожих и жрут, жрут, жрут.

Где-то впереди мелькнула черная тень.

Захлебнувшись воинственным криком, Аэлло бросилась вниз.

Только взялась за маховое перо, как в сумке звякнуло. Ножи! Она сама положила их туда!

Метнула. Есть! Один пронзен насквозь, как цыпленок вертелом, и, падая, повалил еще двоих.

Ножей хватило на десять дрекавцов, остальные обратились в бегство.

Аэлло захохотала, снижаясь, схватила, как зайца на охоте, и, завизжав, разорвала монстра пополам прямо в воздухе. Куски бросила в толпу, сея панику.

Их много, очень много.

И она убьет их всех!

Мир сузился до размеров ярости.

Аэлло схватила следующего коротышку, ловко уворачиваясь от дубинок. Взмыла с трепыхающимся телом вверх, и там уже разодрала на части. Снова метнула их вниз.

Опять спикировать вниз, подхватить из верещащей толпы следующего, а потом еще и еще.

Вон лежит чья-то брошенная сабля с отрубленной рукой. Аэлло схватила железную рукоятку, брезгливо отбросила закоченевшую кисть и принялась рубить монстров с воздуха. Удары от тупых дубинок почти не ощутимы.

Подхватив одного за ногу, поднялась в воздух, и с размаху рубанула саблей. В руках осталась только дергающаяся нога. Само чудовище с воплем обрушилось вниз, сминая собратьев.

Следующий! Ему гарпия срубила голову и метко пустила вращающий глазами кругляш в самую гущу чудовищ.

Грохот. Она слышит грохот. Взмах крыльев – кто там? Аха! Вон, с другого конца дороги несутся стражники.

Впереди Август! Цепес ржет, топчет монстров мощными копытами, над ними колышутся манжеты, ноздри раздуваются, выпуская столпы пара. В такт движениям вздымается грива и хвост.

Они прыгают на коня со всех сторон, вгрызаются зубами в плоть, и Август рубит их мечом. Стражники прибывают, значит, те, за поворотом, порублены, остались только эти!

Острые зубы впились в крыло Аэлло, она не заметила, как один из дрекавцов прыгнул. Рванула за ногу, перерубила чудовище пополам.

Над головой раздался треск, и небо обрушилось на гарпию тяжелыми ледяными струями. Крылья вмиг намокли, потяжелели, и Аэлло опустилась в самую гущу уродцев. Острые зубы принялись ожесточенно рвать крылья, впились в бедро, в предплечье.

Из последних сил Аэлло сосредоточилась, принимая боевую форму.

Враз потяжелевшая, покрытая стальной чешуей, завертелась на месте, размахивая саблей.

Звуки боя пронзил оглушительный рев, и Аэлло увидела, как упал Цепес.

Август кубарем скатился с коня и тут же вскочил. Он размахивает мечом, не подпуская монстров близко, крушит их тела огромной шипастой дубиной в одной руке и мечом в другой.

Рядом отважно бьются стражники.

Что-то прыгнуло сзади на плечи, и Аэлло завертелась волчком, стряхивая уродцев.

За углом мелькнуло что-то черное. На ходу меня форму, Аэлло бросилась туда.

Тело сразу покрылось мурашками под ледяными струями, Аэлло поскользнулась в луже, неловко взмахнула крыльями, но устояла на ногах.

Дрекавац прыгнул на деревянный забор, но не допрыгнул, зацепился намокшим плащом за доску. Пока высвобождал плащ, Аэлло его почти догнала. Черная фигурка подтянулась, перевалилась через край, но снова зацепилась краем плаща, повисла, барахтаясь.

Аэлло вцепилась в плащ и рванула легкое тело на себя, перетаскивая обратно, бросила на землю, вскочила сверху, придавив коленом грудь.

Сдернула капюшон и отшатнулась.

Стротин чем-то похож на тех, с кем она только что билась – острые зубы, задранный нос, оттопыренные острые уши… Но больше он похож на человеческого ребенка, черноволосого, кудрявого, только с рожками.

– Пусти, гарпия, – прохрипел он.

– Ты хотел избавиться от нас, чтобы захватить селение? – прокричала Аэлло, стараясь переорать шум дождя.

– Пусти! – заверещал Стротин. – Они бы ничего тебе не сделали, ты для них своя!

– Всего лишь сожгли бы на костре, да? А если нет, то пришли бы вы и сожрали меня в том подвале?

Рот Стротина растянулся в кривой ухмылке, дрекавац попытался что-то сказать.

Аэлло не стала слушать. На тонкую шею обрушилась рука, покрытая стальными чешуйками, рванула острыми когтями кадык.

В лицо брызнуло чем-то теплым, густым и Аэлло зажмурилась. Зачем-то продолжала придерживать бьющееся в агонии тело, и только когда под ладонью перестали раздаваться толчки, открыла глаза и откатилась в сторону.

Вместе с навалившейся тяжестью намокших крыльев, с жалобно пискнувшей из-под руки сумкой вернулся прежний мир, где нет места ярости и ненависти.

Аэлло подняла к лицу ладони, всматриваясь в них, словно не веря. Ладони уже белые, чистые, потоки воды смыли все, словно ничего не было.

Август!

Сил бежать не осталось, и, опираясь на деревянные стены домов, Аэлло поплелась обратно.

Посреди улицы свален целый ряд растерзанных тел. Мимо охая и причитая, снуют люди, вглядываясь в месиво рук, ног, мокрых обрывков одежды. Иногда раздается жалобный стон, и тотчас сбегаются, растаскивают в стороны убитых. Дождь хлещет прямо по застывшим, раскрытым глазам, по обглоданным лицам. Аэлло не хочет смотреть, но заставляет себя. Вдруг, среди них Август? Вон! Мелькнула его белая рубаха!

Сердце замерло, а потом подскочило куда-то в горло, и Аэлло закашлялась, прогоняя спазм.