Ян Валетов - Лучший возраст для смерти

От подростков исходила настолько явная угроза и агрессия, что Ханна остановилась, пересиливая желание броситься наутек.

– Это наш магазин, – сказала девочка и бросила в рот горсть хлопьев. – Что ты тут делаешь?

– Взяла воду и несколько шоколадок, – отозвалась Ханна. – И пюре малышу…

– Этому, что ли? – спросила широколицая презрительно, кивнув в сторону креслица. – Твой? Родила, что ли, потаскуха?

Слова вылетали из перепачканных шоколадной пудрой губ, как плевки, и Ханна внезапно поняла, что в первый раз в жизни сталкивается не с киношным злом, а со злом совершенно настоящим, реальным. Не со сказочными злодейскими персонажами из «Однажды в сказке…», а со своими сверстниками и Маленькой Разбойницей с соседней фермы или городской окраины. Если, увидев их, она предчувствовала что-то нехорошее, то теперь предчувствие превратилось в уверенность – быть беде!

– Нашла, – ответила Ханна. – Послушайте, я не хочу неприятностей… Дайте нам уйти…

– Ты воровала в нашем магазине, – перебила ее широколицая и улыбнулась. – Нельзя брать чужое, сучка…

– Ребенок хочет пить, – Ханна делал вид, что ей не страшно, но ей было страшно и широколицая явно это понимала. – От пары бутылок воды ты не обеднеешь…

– Мелкий пить хочет? – переспросила девочка, и приподняла пеленку, которой Ханна накрыла Дэнни. – Фу, какая гадость! Том!

Из-за ее спины выступил один из парней, тот, что помладше, и глаза у него были совершенно безумные. Ханна уже встречала такие глаза у детей в Парке; у тех, кто видел своих близких мертвыми, часто бывают такие глаза – внутри маленького человека что-то ломается и…

Светлые волосы торчали, как иглы дикобраза, новенькая футболка была заляпана пятнами кетчупа. Или не кетчупа? В руках у парня сверкнула алюминиевая бита и Ханна не успела даже крикнуть, как кресло с ребенком загрохотало по проходу, сбитое сильнейшим ударом.

У Ханны перехватило дыхание.

– Ненавижу мелких, – сказала широколицая и захрустела хлопьями. – У меня был брат, орал каждую ночь… Теперь не орет.

Она хихикнула.

– Что стоишь, сучка? Никто не придет на помощь – кричи не кричи. Нет теперь никого. Мы тебя убьем, и нам за это ничего не будет, не поняла, что ли? Я теперь тут хозяйка, и ты мне не нравишься, потому что ты красивее меня. Но это ненадолго…

Ханна почти не слышала ее. Она смотрела на кресло, лежащее на полу. Она не видела Дэнни, но он не плакал и не стонал, и Ханна понимала, что это означает.

Когда Ханна отвела глаза от креслица, широколицая девица все так же стояла возле касс, а к Ханне по проходу неторопливо шла троица ее приспешников – светловолосый с алюминиевой битой впереди, а двое на шаг позади.

Пояс с пистолетом лежал в тележке, поверх припасов и пакета с ненужными уже памперсами. Ханна вытащила оружие из кобуры, все еще не веря, что это происходит с ней в реальной жизни. Между ней и троицей было не более пяти шагов, и светловолосый, ухмыляясь, отводил руку с битой для первого удара.

Ханна направила ствол вверх и потянула за триггер.

Бэнг!

Выстрел прозвучал оглушительно. Пуля попала в один из потолочных светильников, тот разлетелся вдребезги, и вниз обрушился поток стекла и кусков пластмассы.

Троица замерла в полуприседе, прикрывая головы от стеклянного дождя. Широколицая застыла с открытым ртом. Ханна перевела прицел и снова потянула за спуск.

Бэнг!

Стеклянный шар у кассы взорвался от попадания пули, осыпая осколками пожирательницу хлопьев, и она завизжала, бросаясь наутек, противным поросячьим визгом.

Ханна направила пистолет на светловолосого, но он уже мчался к выходу вслед за предводительницей, наперегонки с товарищами. Еще один выстрел обрушил стеклянную дверь магазина и добавил прыти всей четверке.

Ханна почувствовала, как у нее подкашиваются колени, и сползла на пол, захлебываясь пережитым страхом и слезами. К запаху мертвечины примешалась острая вонь сгоревшего пороха, по полу медленно катилась стреляная пистолетная гильза. Из-под перевернутого креслица малыша Дэнни, которого так и не удалось уберечь от смерти, сочилась тонкая глянцевая струйка и собиралась в лужицу у кассового прилавка.

«Никто не придет на помощь, – подумала Ханна, – кричи – не кричи. Эта толстая тварь права». Двести миль. Целых двести миль, а в кармашках на поясе шерифа всего два магазина. Надо заглянуть в багажник полицейской машины, там иногда возят дробовики, потому, что у следующих встречных может быть что-то посерьезнее бейсбольных бит…

За толлом дорога оказалась относительно свободной, то есть проехать, в принципе, было можно, если не лихачить и не пытаться таранить препятствия сходу. Мысль о скутере уже не казалась привлекательной, и жарко, и много не увезешь, и Ханна остановилась на том, чтобы найти машину – небольшую, чтобы не заправляться через каждые пятьдемят миль, – и нашла. Зеленая малолитражка завелась сразу же, бензина в баке плескалось достаточно, чтобы проехать до места назначения. В багажник «мазды» Ханна сложила свои небольшие запасы, оставив в салоне только воду для питья, шоколадки для перекуса и пистолет с патронами. В машине шерифа дробовика не оказалось, так что мечта пополнить огневую мощь осталась мечтой.

Девушка вела малолитражку осторожно, объезжая множество препятствий, оказавшихся на пути, но, к счастью, пятирядная дорога давала нужную свободу маневра и Ханна, хотя и медленно, но неуклонно двигалась в нужном направлении. До начала сумерек она проехала тридцать пять миль. Целых тридцать пять! Расстояние смешное, если не знать, сколько препятствий надо было обогнуть, чтобы преодолеть эти мили.

Ехать в темноте с включенными фарами Ханна не решилась – а вдруг кто увидит? – ночевать в очередной рест-эрии тоже – мало ли кто в гости забредет? – поэтому, приткнувшись к брошенным машинам у выезда 93, провалилась в недолгий беспокойный сон, зажав в руке рифленую пистолетную рукоять.

С первыми лучами рассвета она продолжила путь.

Некоторые выезды с шоссе были свободны, на некоторых машины громоздились одна на одну в узком шолдере, перегораживая все дорожное полотно от ограждения до ограждения: не то, что на машине – и на скутере не протиснешься.

На уходившем за горизонт хайвэе попадались перевернувшиеся грузовики, стоящие поперек фургоны, легковушки замерли на обочинах, словно яркие мертвые жуки. Пейзаж казался поразительно странным.

Невозможно было поверить, что еще неделю назад по этому шоссе неслись сотни тысяч машин, мигали надписями громадные информационные щиты, рест-эрии были заполнены людьми, огромные паркинги не успевали принимать бусы и траки. Мотели приветливо мигали неоновыми рекламами, светились в темноте газ-стейшн и рассекали тьму тысячи, тысячи и тысячи мощных фар.