Дмитрий Силлов - Якудза

«Ох ты, черт!»

Витек упал на обратно подушку. Сердце молотилось в груди, словно автомат Калашникова.

— Ты чего орешь? Тронулся?

— Кошак соседский в гости приходил. Напугал, зараза, — отдуваясь, ответил Витек.

— A-а. Это да. Страшнее кошки зверя нет, — сонно протянула Настя. И тут же засопела снова.

«И чего сопит как паровоз, — с неприязнью подумал Витек, глядя на спящую рядом девушку. — Может, полипы в носу? Франкенштейна что ль позвать, чтоб операцию сделал? И ей польза, и студенту практика. „Страшнее кошки зверя нет…“ Деловая колбаса. Жаль, что он не тебя за пятку почесал. Во бы визгу-то было».

Разжиревшая луна, бугрясь целлюлитными пятнами кратеров, тупо пялилась в окно. Сон не возвращался. Витек закинул руки за голову и уставился на гипотетический осколок древней планеты. В мутной после вчерашнего голове роились мутные мысли. Каждый знает — это бывает порой, если ночью с похмелья не отрываясь долго смотреть на луну.

«Машину купил… В рассрочку. Спьяну. Во идиот! А чем отдавать? Понятно чем. Еще четырех замочил — от Стаса десяточка. Живи — не хочу. Только долго ли?.. А, в общем-то, какая разница? Если Стас не брешет, Ксеркс вон царь был, и то нарвался. В палатке что — жизнь? Мух гонять до старости да упаковки с молоком разгружать? А тут — на тебе. И тачка, и кабак, и телка…»

Он повернул голову.

Без косметики лежащая рядом голова была… попроще, что ли. А еще от угла рта спящей головы вниз протянулась тоненькая прозрачная дорожка, отсвечивающая серебром в навязчивом свете луны. Под щекой девушки уже собралось приличных размеров темное пятно.

«Ага. А еще она во сне пускает слюни. Мило. Самому во сне не прилипнуть бы. Хотя, Шарлиз Терон, судя по „Жене астронавта“, без штукатурки на морде тоже мышь белая. Так что, слюни — не сопли, Витя, переживешь как-нибудь…»

Внизу на улице раздался звон, как от разбитой камнем лампочки. Потом что-то взвыло надрывно — и тут же смолкло. Внутри Витька шелохнулось нехорошее предчувствие.

«Машина…»

Он вскочил с постели и, на бегу натягивая трусы, ринулся на балкон.

Так и есть. Под потухшим слепым фонарем вокруг его автомобиля копошились темные фигуры.

— Твою мать!!!

Времени обуваться-одеваться не было. Витек выхватил из-под кровати бейсбольную биту — копию сгоревшей в «Караван-сарае» — распахнул дверь и в одних трусах бросился вниз по лестнице.

Вот и подъездная дверь — обшарпанная, битая и драная многими поколениями своих и пришлых алкашей.

«Спокойно, Витя, спокойно, — осадил Витек свой порыв ринуться наружу сломя голову, с криками, воплями и матюгами. — Такого вот бойкого да голосистого заточкой в бочину ткнут — и поминай как звали…»

Он осторожно приоткрыл дверь и ужом скользнул в темноту.

До машины было метров пятьдесят. Луна как раз скрылась за набежавшей тучкой, и угольная чернота ночи была Витьку на руку.

Все получилось. Он прокрался эти метры, прижимаясь к стене дома, и оказался точно за широкой спиной мужика, наконец-то справившегося с дверцей.

— Порядок, — прошептал мужик напарнику, который, затаив дыхание, следил за работой товарища. — И когда, только, падла, успел сигнализацию сменить? О, он и замки на педали соорудил! Вот тебе и лох. Минут двадцать еще провозиться придется…

— Помочь, мужики? — спросил Витек.

«А-а-а-а…» — взвилась у него в голове высокая нота.

Взвилась — и пропала тут же.

Мужики обернулись. У широкого в руке блеснуло что-то длинное типа отвертки.

Но воспользоваться своим оружием он не успел. Бита с еле слышным «ш-шухх!» рассекла воздух и попала ему прямо в лоб. Он рухнул, словно мешок картошки, даже не пикнув.

Его напарник оказался проворнее. Второго акта гуманитарной помощи он ждать не стал, поинтересоваться состоянием здоровья сотоварища тоже не удосужился — только удаляющийся топот подошв от него и остался.

Гнаться за вторым угонщиком Витек не стал. Он прислонил биту к машине и прислушался.

Было тихо. Не хлопнуло нигде окно, не взвыла собака. Не было ни ветерка, ни шороха. Ни той ноты в голове, с которой обычно начиналось…

Что начиналось?

Витек пожал плечами и склонился над телом, распростертом на асфальте.

Лица ударенного было не разобрать. Витек подумал немного, потом решился и обыскал карманы пострадавшего.

Улов оказался неожиданно богатым. Зажигалка «Зиппо», пачка сигарет «Кэмэл», портмоне, какие-то ключи и… В кобуре, висящей на поясе угонщика, лежал пистолет.

«Хорошо, что я на них с гиком-визгом не кинулся, — с облегчением подумал Витек. — Лежал бы сейчас вместо этого кекса с дыркой в башке… И хорошо, что вчера хоть и пьяный в дупелину был, а к дяде Коле в автосервис не поленился заскочить».

Он щелкнул зажигалкой.

— Вот тебе… и дежавю… — медленно сказал Витек.

Это был тот самый колючеглазый клон из палатки.

Только сейчас его глаза не были колючими. Они были закрытыми, и изо рта клона не переставая — как вода из забытого крана — тонкой струйкой лилась кровь.

Луна снова выползла из-за тучи. В ее свете кровь на бледном лице переливалась черным.

Общение с Севой-Франкенштейном не прошло даром. Витек пощупал шею клона. Шея была холодной и скользкой от кожного сала. И в артериях под кожей уже не было жизни.

— Да, земляк, не рассчитал я маленько, — задумчиво сказал Витек. — Ну, считай, расквитались…

…Старую солдатскую саперную лопатку, купленную невесть когда у какого-то пьяницы на рынке, Галька брала иногда с собой на кладбище, когда ходила туда навестить могилы родителей — подравнять там чего, цветов посадить… Сейчас наличие оной оказалось как нельзя кстати.

Витек утер кровь с лица трупа, покряхтев изрядно, усадил его на пассажирское сиденье, пристегнул ремнем безопасности, сходил домой за лопаткой, оделся, спустился, завел машину и тронулся в путь.

Все это проделал он неторопливо и обстоятельно, как будто всю жизнь только тем и занимался, что перевозил на собственной машине еще теплых покойников. Вспомнилось Стасово: «И все-таки, что ты чувствовал? У всех оно по-разному. Во второй и в третий…»

— Да никак, — вслух сказал Витек.

И ведь действительно — никак. Быстро все как-то получалось, по необходимости и само собой. А насчет мук совести, про которые сестра любила говорить, насмотревшись слезливых сериалов… Витек прислушался к себе. Клеймо на плече побаливало чуток, еще кое-где на туловище места ударенные давали о себе знать. Больше ничего не мучило, не свербило и даже не чесалось.

— Ну и ладушки, — сказал Витек, выруливая на пустынное шоссе. — Умер Максим — да и хрен с ним.

Труп оказался соседом беспокойным. Он то и дело норовил привалиться к Витьку и эдак интимно пристроить свою голову ему на плечо.