Пол Андерсон - Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех

И с каждой минутой их становилось все больше. Потому что все новые и новые мертвецы поднимались с земли, вылезали из воронок, куда их сбросило взрывной волной, и, как предписывал приказ, который они не смогли выполнить при жизни, шли на приступ высоты З-Х-З.

Они все были мертвы. Все до единого.

Мимо меня прошел Диманский с оторванной правой рукой. Винтовку он держал левой и стрелял, не целясь, от пояса.

Я видел Монтекку в развороченной пулеметной очередью бронекирасе. Остановившись в двух шагах от меня, он поднял с земли брошенную мною ракетную установку. Опустившись на одно колено, Монтекка положил пусковой блок на плечо и сделал по позициям траггов два залпа спаренными ракетами. В мою сторону Монтекка даже не посмотрел. Бросив использованную пусковую установку на землю, он вновь закинул на плечо винтовку и продолжил свой марш.

Я видел, как самонаводящийся снаряд попал в грудь Степки Тромина и, пробив бронекирасу, взорвался под ней. Вывернутые наружу рваные края трехслойного бронепластика побелели от жара. А Тромин, отброшенный ударом назад, вновь поднялся на ноги, своим обычным широким движением отряхнул песок с колен и, положив винтовку на сгиб левого плеча, как ни в чем не бывало зашагал вверх по склону.

Как-то раз мы с ребятами смеха ради выстрелили пулей со смещенным центром тяжести в уложенный в каску кочан капусты. Всего одна пуля нашинковала кочан лучше любого повара-профессионала. На моих глазах такая же пуля пробила лицевой щиток шлема Марка Эдлера из второго взвода. Мутный пластик щитка, на котором осталось только одно небольшое отверстие с разбегающейся паутиной трещин, сделался темно-коричневым из-за залепившей его изнутри кровавой массы. Можете представить себе, во что превратилась голова Марка? А он даже не остановился — шел вперед, продолжая стрелять короткими расчетливыми очередями.

Так что не говорите мне, что это все только мои бредовые фантазии и на самом деле ребята из моей роты не были мертвы, когда предприняли вторую попытку взять штурмом высоту З-Х-З. Каждый из них был мертвее всех тех покойников, каких мне только довелось повидать. И все же они продолжали подниматься вверх по склону проклятого холма.

Что послужило причиной тому, что мертвые восстали и начали новый бой, я не знаю. Могу только предположить, что виной всему марсианское сияние.

Почему? Да потому что, с точки зрения здравого смысла, марсианское сияние — это такой же бред, как и живые мертвецы.

Но как бы там ни было, то, что не удалось сделать живым, смогли сделать мертвые — четвертая рота взяла высоту З-Х-З. И все то время, пока продолжался бой на склоне занятого траггами холма, небо над нами освещали зеленые сполохи марсианского сияния.

Должно быть, вскоре и траггам стало ясно, что против них сражается не обычный противник. Встречный огонь начал слабеть. А к тому времени, когда передовая линия мертвецов достигла вершины холма, на которой находились укрепленные позиции траггов, стрельба и вовсе прекратилась.

Поднявшись на холм вслед за ребятами, я не увидел ни одного трагга — ни живого, ни мертвого. Наверное, они отступили, когда поняли, что удержать высоту не удастся.

Добравшись до вершины, мертвецы остановились. Они стояли, как столбы, опустив стволы винтовок к земле, и, запрокинув головы, глядели на изумрудные сполохи марсианского сияния, полыхавшего в багровом предрассветном небе.

Капрал Монтекка, рядом с которым я остановился, стянул с головы каску и, посмотрев на меня, оскалил в улыбке неровные, желтые от курева зубы. Лицо его вполне могло бы сойти за лицо живого, если бы не странно вытаращенные глаза с застывшим, остекленевшим взглядом.

— Мы сделали это, Ник, — чуть хрипловатым, деревянным, абсолютно не своим голосом произнес Монтекка.

Я облизнул языком пересохшие губы, не зная, что ответить. Что я мог сказать солдату, который даже мертвый до конца выполнил свой долг?

В тот самый момент, когда мне почти удалось найти нужные слова, из-за горизонта выскользнул первый луч восходящего солнца. Зеленые сполохи на небе стали тускнеть и гаснуть.

Мертвые один за другим падали на землю, словно подрубленные деревья. Монтекка упал у моих ног, зарывшись лицом в песок.

Я сел на том месте, где стоял, обхватил колени руками и заплакал.

Вот, собственно, и все, что я могу вам рассказать.

Об остальном куда лучше расскажут ребята из второй роты, занявшие высоту З-Х-З после того, как мы выбили с нее траггов.

Я понимаю, что моя история на первый взгляд представляется полнейшим бредом. Но запросите данные с контрольного табло командного пункта. Там вам подтвердят, что по показаниям биодатчиков все бойцы четвертой роты, за исключением меня одного, были мертвы спустя десять минут после начала боя. Что же получается? Я один выбил траггов с хорошо укрепленных позиций? А потом собрал всех мертвых ребят и перетащил их на вершину холма?

Если вас и эти доводы не убеждают, то поговорите с медиками, проводившими вскрытие тел. У каждого из мертвых бойцов четвертой роты не одно, а несколько ранений, несовместимых с жизнью. Как такое могло случиться?

Впрочем, как хотите.

Со мной разговаривали уже три комиссии, и ни одну из них мне не удалось убедить в своей правоте. Все дело в том, что вы просто не хотите мне поверить. Боитесь, что ли.

Скорее всего, меня признают тихо помешанным, демобилизуют и со всеми почестями, полагающимися кавалеру Ордену славы, отправят на Землю. Так, наверное, будет даже лучше. Мне опостылела война, которой не видно конца. Вы все здесь в высоких чинах. Ну так ответьте же мне, из-за чего все это началось? Почему мы не можем договориться с траггами мирным путем? Чего не можем поделить? Марс? Так он же был нам не нужен до тех пор, пока не появились трагги!..

Все, я закончил. Не смотрите на меня так, господин полковник. Мое преимущество в том, что как сумасшедший я могу говорить все, что вздумается.

Что вы еще хотите узнать?..

Что я хотел сказать Монтекке?

Извините, господин полковник, но этого я не скажу. Живые не должны знать, о чем разговаривают мертвые.

© В. Гончаров, Г. Елисеев, Д. Володихин, 2003

Так уж издавна повелось, что приключенческая литература всегда шла рука об руку с фантастикой.

Ничего удивительного в этом нет, ведь вплоть до начала XX в. для большинства читателей художественной литературы мир делился на две части — обыденно-реальный и сказочно-экзотический. В обыденном мире не происходило ничего выходящего за рамки привычного жизненного уклада — и это являлось главным его достоинством. А все «страшные опасности и ужасные приключения» имели место лишь в далеких временах и странах либо в воображении сказочников.