Виктор Глебов - Алеф [СИ]

— Есть теория, что наша жизнь на самом деле — смерть, — неожиданно замечает Марна. Должно быть, она решила сменить тему. — Мне рассказывал отец. Только я не помню, кто автор учения.

— Правда? — Голем приподнимает брови. — Как это возможно? Жизнь есть жизнь, разве нет? Её нельзя перепутать с небытием.

— Идея в том, что нам кажется, будто мы живём, а потом, умирая, оказываемся в аду или раю. А на самом деле всё наоборот. Живём мы там, — Марна указывает пальцем вверх, — а то, что считается жизнью, и есть загробный мир.

— То есть сейчас мы в раю? — уточняет Олег. — Ну, или в аду?

— Именно так. Мы ведь не помним ничего, что было до нашего рождения. Память о предыдущем существовании стирается.

— Некоторые утверждают, что помнят, — говорю я.

— И есть ещё сны, — замечает Глеб. — И чувство дежавю.

— Это просто теория, — произносит Голем. — А факт заключается в том, что взрыв Бетельгейзе ознаменовал конец эпохи. Люди ещё упираются, не желая это признавать — сопротивляются Природе, строят башни, ищут средства борьбы с неизбежным. Сколько они продержаться? Пятьдесят, сто лет? Любой срок — мгновение. Старый мир рухнул и погребён под мутировавшей экосистемой. Города-островки рано или поздно падут. И что останется тогда? Только виртуальность. Людям придётся переселиться в неё.

— А тела? — спрашивает Глеб. — Что делать с ними?

— Думаю, пора искать способы копировать сознание, чтобы перестать зависеть от физической оболочки.

— Это миф, — говорит Олег. — Подобное невозможно. Да и не решит проблему.

— Почему же?

— Копия оригинал не заменит.

Голем слегка театрально разводит руками.

— Но выхода нет.

— Думаю, мы ещё поборемся, — упрямо говорит Олег.

— Вы забываете о душе, — замечает Глеб. — Её нельзя оцифровать.

— А есть ли она? — спрашивает Голем.

— Не знаю. А вдруг?

— Искусственные разумы обходятся без неё, а их признали равными с…

— Равноправными, — поправляет Голема Олег. — Не равными. Не равноценными. Речь идёт о юридическом статусе, и не более того.

— Это верно. Вопрос о разнице между людьми и искусственными интеллектами не решён окончательно.

Голем указывает в иллюминатор.

— Это «Крон». Два километра в длину и восемьсот метров в ширину. Высота главной мачты — четыреста шестьдесят метров.

Мультикоптер начинает снижаться. Мы наблюдаем за приближением верхней палубы «левиафана». Корабль поражает размерами. Из-за перспективы кажется, будто он простирается до самого горизонта. «Крон» дрейфует в Океане вместе с другими гигантскими судами. Вместе они походят на стаю невообразимых, монструозных механических китов, держащихся на поверхности.

Садимся на специальную площадку, и пилот открывает люк. В салон врывается солёный морской воздух. Выходим, чуть пригнувшись, и спешим к лифту, который должен спустить нас на верхнюю палубу.

— Ипподром примерно в полукилометре отсюда, — сообщает Голем спустя две минуты, когда мы шагаем по поверхности из крытой пластиком металлоконструкции. — Я заказал лимузин.

Он подводит нас к обочине, где дожидается белый автомобиль марки «Солар». Хромированные части горят на солнце, тонированные стёкла, напротив, полностью поглощают свет.

Дверь открывается, и мы по очереди забираемся в салон. Пахнет кожей.

— Доберёмся быстро, — говорит Голем.

Лимузин трогается. Мы можем любоваться видами через окна и панорамную крышу. Собственно, здесь такие же здания, как и в Киберграде — только отсутствуют небоскрёбы. Справа проходит монорельсовая дорога. Мимо нас проносятся автомобили. Если б мы не знали, что находимся на корабле, то решили бы, что едем по обычному городу.

Спустя несколько минут «Солар» высаживает нас у ворот ипподрома. Сквозь стеклянную ограду видны гарцующие лошади, конюхи, тренеры и жокеи. Сейчас они не в цветах владельцев скакунов, а в обычной одежде, удобной для работы.

Голем проводит нас на территорию и просит подождать, пока он переговорит с инструктором.

— Замёрзла? — спрашиваю я Марну. — Здесь сильный ветер.

Девушка ещё дома надела костюм для верховой езды, который купила утром, для чего встала в половине восьмого. Выглядит она в нём чудесно, вот только время от времени зябко поёживается.

— Нет, — отвечает Марна. — Волнуюсь за тебя, — добавляет она так, чтобы слышал только я.

— Всё будет в порядке. Никто не собирается меня убивать. И потом, это всего лишь личина. Хоть и любимая.

Я молчу о том, что в кобуре подмышкой у меня — заряженный аламутовскими патронами револьвер. Я могу выжечь мозг тому, кто управляет Андреем Юрьевым, в любой момент. Скорее всего, это не уничтожит ренегата, но в случае чего спасёт жизнь Кармину.

— Странный он какой-то, — подходя, замечает Олег. — Твой приятель.

— Большинство наших клиентов с прибабахом.

— Много треплется.

К нам присоединяется Глеб.

— Не пошёл бы дождь, — говорит он, указывая в сторону горизонта, где по небу медленно расползаются свинцовые тучи. — Ветер уже поднялся.

Марна чуть кивает, поднимая ворот куртки. В её взгляде мелькает тревога.

Верхушки посаженных на территории ипподрома деревьев слегка покачиваются. Земля покрыта опавшими листьями, хотя кое-где они уже собраны в аккуратные кучи. Возле одного из деревьев видны прислонённые к стволу грабли.

Возвращается Голем в сопровождении длинноволосого молодого человека. Это инструктор. В ответ на наше приветствие он кивает, ни на кого не глядя, и делает знак следовать за ним. Лицо у него юное и выражает полнейшую безмятежность.

Мы направляемся к одной из конюшен — кирпичному зданию с маленькими зарешеченными окнами. Дорожки аккуратно расчищены, под ногами поскрипывает гравий.

Марна берёт меня за руку. Я бросаю на неё вопросительный взгляд, но она лишь слегка качает головой. Кажется, ей страшно. Дурное предчувствие? Я не ощущаю ничего подобного.

По мере того, как мы приближаемся к конюшне, становится теплее: похоже, на ипподроме установлен климатический регулятор. Несмотря на царящую в Киберграде осень, здесь трава с каждым шагом выглядит всё зеленее, а листвы на деревьях заметно прибавляется.

Подойдя к самой конюшне, мы попадаем в разгар лета. Даже солнце светит немного иначе — словно норовит забраться под кожу. Фокус в виртуальности не новый, но производящий впечатление.

Инструктор отпирает массивную деревянную дверь. Когда она открывается, мы чувствуем запах навоза, сена и конского пота.

Шагаем мимо стойл. Из некоторых торчат лошадиные головы. Выпуклые глаза чуть блестят, шерсть лоснится, гривы аккуратно расчёсаны. Время от времени раздаётся всхрапывание или глухие удары копыт по соломе.

— Выбирайте, — говорит инструктор, прислоняясь к стене с безразличным видом и закуривая сигарету.