Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

«Вес крышки люка от пятидесяти до ста килограммов», – подсказал внутренний голос.

«Я не смогу, – подумал Кирилл. – Даже легкий люк тяжелее меня на пятнадцать кило. Правильно бабушка Нона говорила, есть надо больше».

«А Микеланджело бы смог», – язвительно сказал внутренний голос.

Старик с именем ниндзя-черепашки, засевший в голове Кирилла, заставил его поднять голову и посмотреть на люк. В отличие от него говорить с Кириллом чугунная крышка не умела, а может, не хотела, считая: либо сам поймет, что от него требуется, либо и спасать такого бестолкового не стоит.

Кирилл понял.

Он положил палку поперек отверстия люка, с трудом заставил край крышки наползти на дерево, а потом прокатил чугунный круг на палке, как на колесиках. Потом, стараясь не придавить себе пальцы, высвободил сперва один, потом второй конец палки. Крышка легла на место.

Кирилл остался в полной темноте…

Мне очень стыдно признаться, но в эту жуткую историю Кирилла впутал я.

Зовут меня Егором Сергеевичем. Я детский писатель. Обычно я стараюсь не говорить никому об этом, потому что назвать себя писателем – все равно что сообщить, что ты фотограф или кинорежиссер.

Сами знаете, как это бывает. Стоит человеку услышать, что рядом с ним фотограф, как он тотчас выпрямляет спину и принимает позу, в которой хорошо, по его мнению, выглядит. Словно у фотографа в каждом кармане спрятана камера, и стоит собеседнику зазеваться, как фотограф тотчас выхватит ее и снимет зазевавшегося в самый смешной момент.

Узнав, что собеседник – кинорежиссер, окружающие тотчас начинают неестественно улыбаться, размахивать руками и говорить грудным театральным голосом, словно ждут, что кинорежиссер тотчас впечатлится и позовет их сниматься в новой кинокартине.

Если же человеку встречается писатель, то человек тотчас начинает старательно выбирать слова и стараться как можно меньше двигаться. Потому что всегда есть угроза, что писатель все это запомнит, а потом использует в следующей книжке, где выведет человека дураком или злодеем, книжку все-привсе купят и станут про человека плохо думать.

Стоит ли говорить, что на самом деле все это не так. И память у писателей не такая хорошая, как им бы хотелось. И даже самую замечательную книжку про дураков и злодеев купят далеко не все, поэтому в обычной жизни писатели работают, как правило, на какой-нибудь не очень писательской работе, например, врачами или астрономами. Детские писатели больше других любят две вещи – подумать в тишине или поговорить с кем-нибудь о книжках, поэтому чаще всего работают там, где это разрешается делать без ограничения. Например, в библиотеке.

Я детский писатель и работаю в библиотеке, но не детской – там совершенно невозможно сосредоточиться и подумать, – а во взрослой. Я работаю в библиотеке одного технического университета, где мне очень нравится. Раньше, когда я был моложе и больше любил обсуждать книги, чем думать в тишине, я работал во многих других местах. Был токарем, школьным учителем, таксистом, даже дворником. Но когда я понял, что перестал быть молодым, решил, что теперь непременно стану библиотекарем.

Я помнил, как в детстве бабушка в каникулы приводила меня к себе на работу, на кафедру иностранных языков, где всегда было шумно и все разговаривали, но почему-то не на иностранных языках, а только по-русски, зато очень быстро. Я уже тогда был немножко писателем, потому что любил думать в тишине, поэтому бабушка отводила меня в читальный зал и сажала с книгой за крайний стол у окна, под раскидистую пальму. Там я читал и думал. Иногда ко мне подсаживались студенты и спрашивали, что я читаю и что думаю о прочитанном. Мне нравилось, что им интересно то, что я думаю, и я думал все тщательнее и старательнее и рассказывал все интереснее. Они хохотали и называли меня смышленым парнем, что мне очень льстило. На шум выходила суровая женщина в бордовом шерстяном платье и, поджав тонкие губы, грозно смотрела на нас через толстые очки в стеклянной оправе, и все как по волшебству замолкали и опускали глаза, делая вид, что читают.

Когда я понял, что перестал быть молодым и хочу стать библиотекарем, я первым делом вспомнил о той библиотеке, куда меня водила бабушка, посмотрел на сайте университета, нет ли у них свободных мест, и обнаружил, что место есть.

Когда я пришел на собеседование, ко мне вышла та самая женщина в бордовом платье и толстых очках, только за то время, пока я переставал быть молодым, она превратилась из женщины в бабушку. Когда она вышла ко мне в читальный зал, студенты, который вполголоса болтали и пересмеивались, тотчас замолчали и уставились в книги. И я подумал, что библиотекари, как волшебные палочки, с возрастом только увеличивают силу своей магии.

Я узнал, что женщину в бордовом платье зовут Нина Викторовна, и поначалу решил, что она – директор библиотеки. Но, оказалось, ошибся. Директор – красивая дама со светлыми волосами и улыбающимися глазами – сказала мне, что место – мое, и Нина Викторовна увела меня, сверля тяжелым взглядом через толстые очки.

Конечно, я никому не признавался, что я писатель. Даже когда видел в библиотеке свои детские книжки, каким-то чудом попавшие в фонд недетской библиотеки, не признавался. Это стало известно позднее, когда к нам в читальный зал пришел молодой человек в коричневой куртке, который представился Ильей.

– Понимаете, – он замялся, – я участвую в проекте «Портрет в невидимой раме». Там соревнуются портреты необычных людей. То есть авторы… В общем, я хотел бы сделать ваш снимок…

– Вы фотограф? – спросил я, выпрямляя спину и склонив голову таким образом, чтобы лучше выйти на фотографии.

– Да, – смущенно сказал он, тщательно подбирая слова. – Вот вы писатель. У нас в городе мало необычных людей. Или они слишком необычные, и я боюсь, что не получится сделать такой портрет, чтобы вся эта необычность туда поместилась. А вы детский писатель, у вас книги, вы работаете в библиотеке, и я подумал, что смогу сделать ваш портрет, чтобы книги… И дети…

Он совсем смутился, и я подумал, что он, может быть, хороший фотограф, потому что совсем не писатель, раз так плохо умеет говорить. И решил, что должен ему помочь.

Мы выбрали солнечный день, когда длинные золотые лучи проникали в окна читального зала и медленно ползли по частоколу книжных корешков, а тени острых пальмовых листьев ложились на столы, словно следы когтей огромного зверя.

– Очень хороший свет, – сказал фотограф Илья, когда все работники зала ушли на обед и мы остались вдвоем. – Вот эти книги на стеллаже хорошо стоят, корешки такие раритетные. Выньте вон ту книгу и сделайте вид, будто читаете.

Я открыл книгу. В ней были формулы и чертежи, как и в большинстве книг в нашей библиотеке, я ведь работаю в техническом университете.