Ник Харкуэй - Мир, который сгинул

Ходячая катастрофа может развивать скорость до километра в час, но никто в своем уме не станет так гнать. Для сухопутного монстра подобных размеров это пугающе быстро. «Трубоукладчик-90» ползет с «едва ощутимой» скоростью, оставляя за собой Трубу, вокруг которой наш мир вновь обретает реальность.

По всей длине Трубы, берущей начало от какой-то далекой лаборатории, построены насосные установки, резервуары, хранилища и станции технического обслуживания, понадобившиеся людям, собравшим остатки здравого смысла и выяснившим, что произошло. Быть может, профессор Дерек – будь проклято его имя и семя на веки веков, пусть огромные барсуки гоняют его по Адам Огненных Муравьев, Мыльных Опер и Уретральных Инфекций – еще жив и пытается загладить вину.

Многие люди, будь у них выбор, сошли бы с «Трубоукладчика-90» и осели бы в одном из городишек, что разрастаются у нас за спиной. Ходят слухи о новом дивном местечке под названием Хейердал-Пойнт – предвестнике победы человека над ситуацией и возвращения к нормальной жизни. Это большой соблазн. Многие солдаты нашей армии поселились в Матчингеме, по слухам том еще притоне, но они утверждают, будто попали в рай. Однако мое любимое место в новом маленьком мире – «Трубоукладчик-90». С близкого расстояния видно свет в окнах и как люди ходят по стеклянным коридорам, ездят на медленных лязгающих лифтах (лифты все разные, одни новенькие и блестящие, другие старые, служебные, – они идут от нижних этажей до самого верха). На крыше (я сейчас нахожусь над ней) разбили некое подобие парка – большое открытое пространство с зеленью и без чудовищ. В одном уголке играют дети, в остальных отдыхает начальство.

Пока от начальства даже есть прок; нам нужны люди, способные вести расчеты и управлять ресурсами, а им надо, чтобы все работало. Погоню за прибылью временно отменили: излишков у нас нет. Кроме того, любой вздумавший разбогатеть на выживании рода человеческого понесет ответственность и будет сброшен с верхушки охлаждающей башни в горячий пар. Понесет ответственность, как за нарушение условий контракта. Все организации мира, пережившие Сгинь-Войну и первые дни Овеществления, объединились во имя одной цели. Мы отдаем этому делу последние силы. Никаких выкрутасов.

Я гляжу на парк сверху и с трудом отличаю детей от взрослых, разве что ребятишки лучше одеты. Почему-то все начальники ходят в спецовках.

На другой стороне «Трубоукладчика-90» находится мое жилище. Салли Калпеппер, по сути, лежит на его крыше, и время от времени Ли стучит в потолок, Салли щелкает рацией, я щелкаю в ответ, Салли стучит по полу, и Ли успокаивается: со мной все хорошо, я соскучился и скоро приду домой. Мы живем на верхнем этаже жилой секции, и окна комнат выходят на унылую безбрежную пустыню Нереального – так мы называем все, что лежит впереди и в нескольких милях от крепости. Дом у нас странной, несуразной формы. Комнаты открытой планировки (на косметические стены нет материалов) похожи на два куска торта, соединенных острыми концами, или на две палочки (без вертикальной) буквы «к». Нижний кусок торта отведен под ванную, которая представляет собой железную бадью с подсоединенными к ней толстыми трубами и несколькими запорными кранами. В свободное время я сижу в ванне, смотрю в окно и наблюдаю, как сходятся и расходятся ураганы материи, пляшут и дерутся призрачные силуэты и огни, а зыбкие пейзажи меняются по прихоти ветра. Думаю, – надеюсь, – там все потихоньку успокаивается. Может быть.

Комнаты всех начальников расположены на западной стороне, а окна выходят на прочный, надежный, завоеванный нами мир. Каждый вечер они устраивают коктейльную вечеринку (правда, без коктейлей) и любуются железной Трубой, постиндустриальной слякотью, которую мы оставляем за собой, и сухими пыльными равнинами незаселенной пока Жилой зоны. Где-то вдали виднеется некое подобие почвы и мерцают огоньки. От этого зрелища начальникам становится теплее, они пьют дешевое белое вино, будто оно хорошее (хорошего сейчас нет вовсе), и трахаются в маленьких клетушках размером со шкаф, потому что на западной стороне мало нормальных комнат с приличным видом, а большая их часть отведена под сиротский приют и больничные палаты. Окна их ванных смотрят на Ураганную сторону – чтобы люди не боялись там жить. Поговаривают, от вида Нереального мира сходишь с ума. Будь это правдой, горячая ванна – сомнительная компенсация, но слухам я не верю и тешу себя мыслью, что безобидно обхитрил начальство. Они считают, будто обхитрили меня, но знают, что я так не думаю и не согласился бы жить в их клетушках за весь чай Хранилища 7А, – короче, все довольны.

Еще поговаривают, что команда зачистки даже под защитой ФОКСа пропитывается Дрянью, и у нас будут странные, опасные дети с тяжелыми судьбами и диковинными именами. Нам никогда не разрешат поселиться в Жилой зоне – ведь мы заражены; Зона будет чистой – только для настоящих людей, а мы слишком долго подвергались воздействию Дряни. Нас сошлют на окраины или просто уберут. Гонзо рассказывает эти сплетни всем новичкам, прогуливаясь с ними по крыше «Трубоукладчика-90», ждет, пока они успокоятся, и налетает на них с жутким «У-у-у-у-у!».

Любой, кто не обмочит штаны, получает работу. Наверняка все это чушь – без страшилок в наше время не обойтись, – но снаружи в самом деле что-то творится. Что-то ужасное.

На прошлой неделе чудовища были похожи на бизонов. Огромные, коричневые и вонючие. Они пришли с севера-востока, грохоча, словно большой барабан, и принесли с собой облако удушливой пыли. Они ревели, бодались и били копытами. Мы расстреляли их издалека, одного за другим, и умерли они быстро. Джим Хепсоба предположил, что раньше они были обычными бизонами, а от Дряни стали тяжелее, больше, отрастили свинцовые копыта и рога, которые гнулись и лязгали, как ножницы. Кроме того, они умели высоко прыгать, чуть не летали. Мечта любой злой коровы. Но животные – это пустяки. Дрянь усиливает их качества, делает их больше и свирепее, однако зверям чужда изобретательность. Бизон хочет быть сильнее других бизонов, сильнее стаи волков и прыгать через скалы, которые преграждают ему путь. Это не так плохо. Человеческие мысли куда страшнее. Дрянь, прошедшая через сознание людей, принимает более сложные, причудливые и ужасные формы.

Как правило, человеческий мозг не сосредоточен на чем-то одном. Спокойный ум – это ум, поверхностно размышляющий о самых разных вещах, и коснувшаяся его Дрянь становится печеньем, повесткой дня, мимолетными образами былых времен, случайными запахами. Ерунда. Все эти штуки сливаются с мешаниной Нереального мира и вскоре исчезают. Другое дело – ум, находящийся в состоянии стресса, под угрозой смерти. Такой ум крайне сосредоточен и рисует более яркие образы. Он может порождать чудовищ. Летающих пираний, людей с гладкими, как яйцо, лицами, которые видят тебя даже без глаз и поворачиваются в твою сторону, будто змеи. Возможно, это плоды воображения нескольких людей, кошмары, слитые воедино. Я не знаю, и мне плевать. Знаю только, что это ужасно.