Роман Глушков - Эпоха стального креста

Затем каждый вечер на совете мы анализировали доставленные сведения, складывая их в единую картину.

В целом Покрышка оказался прав – первые два дня пространство от Новой Праги вплоть до Польской пустоши походило на оживленный муравейник. Наша дерзкая выходка с налетом на блокпост повыгоняла из нор-трактиров даже таких разгильдяев, как Добровольцы Креста. Но разведчики Оборотня также сообщали, что основная суета вокруг нашего поиска сосредоточена все же ближе к востоку. Это весьма красноречиво указывало на ход мыслей преследователей – Эрик Хенриксон рвется к границе, наплевав на собственную безопасность и конспирацию, то есть практически впал в панику.

– Превосходно! – потирал руки Кеннет О'Доннел. – Мясник купился!

Не было, конечно, доподлинно известно, купился тот или нет, но начиная где-то с четвертого дня нашей «отсидки в кустах» все утихло, и байкеры уже чуть ли не в открытую могли разъезжать по окрестностям.

В одной деревушке на границе Новопражской епархии и вовсе удалось разнюхать нечто конкретное. «Да, – утверждали местные жители, – еще поди ты как позавчера понаехало сероберетных с коротко стриженным седым во главе. Всю ночь джипы тарахтели, а под утро в колонну выстроились и рванули вроде как на Польскую пустошь... Черт их разберет, чего им было надо, но поговаривают в народе: жив Иуда-то Проклятый и, дескать, сбежал он от них, да мало того – даже нескольких Охотников сумел на свою сторону переманить. Вот как, однако, чудны дела твои, Господи!»

После этих сведений Покрышка, Сиплый и Помойка вызвались провести более дальний разведрейд для того, чтобы совсем уж не потерять нашего противника из виду. Оборотень не возражал.

Вернулись они в начале второй недели и, судя по их умиротворенному состоянию, с хорошими новостями. Так оно и было...

...Разведчики аккуратно, проселочками, в объезд пустоши умудрились добраться аж до границы Прибалтийской епархии, где и решили остановиться на очередной ночлег в одной из ближайших к ним байкерских «берлог». Но стоянка уже оказалась занятой местной мотобандой, возглавляемой, как выяснилось, старым знакомым Покрышки, неким (иногда байкерская фантазия меня просто поражает!) Плешивым Флегматиком, эстонцем по национальности.

Встреча давно не видевшихся собратьев по образу жизни вышла не только радостной, но и весьма полезной для Покрышки. После раздавленной «за то, как тесен мир» ритуальной бутылочки, Флегматик излил все накопившиеся у него обиды «на сраных слуг не менее сраного Пророка», будто с цепи сорвавшихся за последние дни.

«Не суйся к нам в Прибалтику, старина! – настоятельно советовал он нашему агенту. – По крайней мере, сейчас. Абсолютно гиблое дело! Здесь, ближе к Европе, еще ничего, но возле границы просто смерть! Поперлись мы туда вчера с руссами поконтрабандить кой-чем, а там не продохнуться: и «кресты», и «мундиры», и даже «плащи»! По всем тропкам так, свиньи, и рыщут, так и снуют... Я считаю, ожидают кого-то опасного, не иначе...»

«Народ нашептывает, что Иуда сбежал», – сыграл под дурачка Покрышка.

«Тебе лучше знать, ты с запада прибыл, – ответил Плешивый. – Но только сдается мне, что бежит он не один, а с целой армией. Ты как хочешь, а мы сваливаем на юг – ну их ко всем чертям, верно? А то айда с нами?»

Покрышка вежливо отказался. Разузнав все, что нужно, он решил лишний раз не искушать судьбу мельканием под носом у Мясника и повернул байки в обратном направлении...

– Не вижу пока причин отклоняться от плана, – подвел он черту под собственным докладом. – Мясник нас потерял и уже не навяжет нам свои правила игры. Через шесть-семь дней, когда суета уляжется и его начнут терзать сомнения, выдвигаемся. Ну а пока набираемся сил...

Несогласных с его доводами снова не оказалось...

Тем не менее я никак не мог последовать совету старого байкера и позволить себе хоть ненадолго отключиться от происходящего.

Внезапно в голову потоком хлынули подавляемые до этого насущными заботами и стратегическими планами мысли о нашем будущем. Не знаю, как кого, но меня здорово пугала его неопределенность. Даже доберись мы до русских, что ждет нас в Петербурге? Я не особенно переживал по поводу Кэтрин и детей – их как-никак были готовы там встретить; волновала собственная участь и участь тех, кто разделил со мной грех предательства и братоубийства. И хотя каждый раз мои раздумья заканчивались примерно следующим: «Какого черта забиваешь себе голову? Подумаешь об этом под стенами Петербурга!», беспокойные мысли возвращались ко мне вновь и вновь...

Лишь на некоторое время я мог по-настоящему отвлечься от них. Когда общался с детьми Жан-Пьера де Люки, к моему счастью, уже практически избавившимися от недоверия, которое еще совсем недавно отделяло нас друг от друга. Поль – так тот вообще от меня не отходил. Первое время это действовало мне на нервы, но потом я привык к постоянному присутствию парнишки и даже заметил, что порой отвечаю на его полудетские-полусерьезные вопросы куда обстоятельней, чем сам того хотел бы.

За неимением других развлечений я научил его разбирать и собирать всяческое оружие (естественно, без организации учебных стрельб). К моему удивлению, живой мозг подростка очень быстро схватывал эти уроки, а кое-какие экземпляры нашего арсенала были ему уже известны. Похоже, хоть Жан-Пьер и упирал на свою миролюбивость, но сына воспитал готовым ко всему...

Как и следовало ожидать, и Поль, и его младшие брат и сестра не дали за эти две недели «дяде Эрику» ну совершенно никакой возможности отвертеться от «литературно-художественных чтений». И если днем я еще уклонялся от этого, ссылаясь на занятость, то вечером, у костра, когда охочие до захватывающих баек обязательно с хорошим финалом ребятишки окружали меня со всех сторон, приходилось выкладываться по полной.

Но не только они стали моими преданными слушателями. Байкеров пересказ нетленных творений все того же Стивенсона, а также Дюма, Скотта и уж совсем экзотических Уэллса и Верна, как оказалось, интересовал ничуть не меньше. Их поначалу скептические ухмылки постепенно сменялись неподдельным любопытством, заставляющим в особо драматичные места моего рассказа вставлять свои комментарии, наподобие «Ни черта себе!», «Во, бродяга, дает!» или «Клянусь отбитой задницей, нехило отмочил!». Однако недовольные взгляды относящихся к рассказам серьезнее детей – нечего, мол, взрослые болваны, трепаться, когда вас не просят! – заставляли этих несдержанных комментаторов виновато затыкаться...

– Дядя Эрик, а мы плохие или хорошие? – спросила меня как-то Люси после окончания очередного героического эпоса.

– А почему, по-твоему, мы должны быть плохими? – задал я ей встречный вопрос.