Роман Глушков - Эпоха стального креста

– А если нет? – еле слышно спросила она.

– Ну, а если нет, – я задумался над тем, как бы не обидеть ее какой-нибудь циничной грубостью. – Тогда... Тогда и мне, и тебе тем более будет не до этого.

– Наверное, ты прав, – голос Кэтрин теперь едва-едва доносился до моих ушей. – Извини, что поставила тебя в неловкое положение. Спокойной ночи...

И, зябко обхватив себя за плечи, она удалилась к «хантеру», в котором сладко посапывали ребятишки и видели, как я надеялся, только спокойные мирные сны...

Этот неожиданный с ее стороны разговор выбил меня из колеи, и я долго в ту ночь не мог уснуть, лишь лежал да пялился на яркие, мерцающие холодным, но одновременно притягательным светом, осенние звезды.

Одно я понимал четко: я чувствовал к Кэтрин сильнейшее влечение, причем было оно не только заурядным влечением мужчины к привлекательной женщине, а включало в себя что-то необъяснимое, заставляющее стремиться к ней и телом, и душой.

«Втюрился по самые уши! – коротко и емко охарактеризовал бы мое недомогание Михаил. – Размяк! Расклеился! Спекся!..» Эпитетов для подобного у него имелось предостаточно.

Происходи со мной такое не здесь, а где-нибудь в Ватикане, послал бы я тогда русского со всей его велеречивостью куда подальше, да и последовал бы зову собственного сердца. Однако ситуация и для меня, и для Кэтрин, и для всех нас сложилась настолько нестандартная, что все мои сегодняшние чувства и помышления приходилось рассматривать исключительно через ее призму. И та часть моего разума, что отвечала за трезвое осмысление действительности, на данный момент рекомендовала воздержаться от эмоциональной семантики, не дать ей возобладать надо мной ради собственной жизни и жизней тех, кого я вызвался защищать.

Хоть и с большим трудом, но пока мне это удавалось...

Кэтрин тоже не спалось. Я слышал, как несколько раз хлопала дверца джипа, и видел в отблесках затухающего костра силуэт ее точеной фигурки, когда девушка не торопясь прохаживалась взад-вперед возле автомобиля.

Я порывался пару раз встать и продолжить наш разговор, но мне так и не пришло на ум, как это лучше сделать, а потому оставалось лишь вздохнуть, словно престарелому дьякону-отставнику, и, укрывшись с головой одеялом, постараться усилием воли заставить себя уснуть, что и получилось у меня со второй или третьей попытки...

Ранее мне неоднократно приходилось слышать о том, что человек способен адаптироваться ко всему, но только теперь на примере магистра Конрада я убедился в истинности сего утверждения.

Что-то надломилось внутри у недомерка после того, как его намеренно чуть было не прикончили при переправе через Рейн. Осознанно или нет, но с той поры он стал гораздо раскованнее с нами, охотно поддерживал беседы, помогал по хозяйству и, хотя Гюнтер и продолжал приглядывать за ним, по-моему, совсем не помышлял о побеге.

Мы, экс-Охотники, из-за намертво въевшегося в нас инстинкта так и продолжали величать Конрада «ваша честь», но байкеры – люди с не протравленным Уставом мышлением – окрестили нашего заложника в своей незлобиво-ироничной манере. Отныне второе имя Божественного Судьи-Экзекутора, почетного магистра ордена Инквизиции, неоднократно представленного к высшим наградам Пророка (последняя – за поимку потрошителя несчастных детей Люцифера), потомка знатнейшей династии Святой Европы Конрада фон Циммера звучало не иначе, как Черпак.

И автором сего прозвища выступил кашеваривший в тот день Помойка, когда пожаловался нам на магистра, слишком настойчиво отирающегося возле кухни.

– Скажите этому проглоту, – возмутился байкер на весь лагерь, – чтобы перестал тырить картошку из котла! Положи черпак на место, я кому говорю! А то пробу он, видите ли, снимает! А рот у самого шире черпака – как заглотит, так полкотла нет! Брось черпак, я сказал, и вали отсюда к чертям собачьим!..

С той поры кличка «Черпак» так за магистром и закрепилась. Но что удивительно – Конрад на Черпака не обиделся и стал охотно на него откликаться, считая отныне себя неотъемлемой частью кухонной утвари, а посему и обитал там постоянно.

Однажды за обедом Кеннет О'Доннел, придирчиво осмотрев сидевшего напротив коротышку, заметил:

– Слушай, Черпак, не в обиду будет сказано, но на твоем балахоне уже ползают личинки навозных жуков. Там у нас в кладовке имеются кое-какие шмотки; иди переоденься, а эту крысиного цвета пакость сожги, чтоб заразу вашу орденскую тут не распространяла...

Конрад счел необходимым последовать совету Оборотня и прямо из-за стола удалился менять облачение.

– Только не забудь помыться сначала, аристократ! – бросил ему вдогонку Покрышка.

Сидевший с краю Хорек вдруг ни с того ни с сего загадочно улыбнулся, после чего вскочил и побежал следом за Конрадом, крикнув нам на ходу:

– Я помогу ему подобрать что-нибудь поприличнее!

От последующего явления обновившего гардероб магистра Гюнтер поперхнулся похлебкой, а Покрышке зажженная спичка опалила пальцы, поскольку рука его от неожиданности замерла на полпути к папиросе. Даже я, привыкший за все эти годы к конрадовскому балахону как к неизменному цвету травы, испытал шок, подобный тому, как если бы трава в одно прекрасное утро из зеленой вдруг сделалась оранжевой или перламутровой...

Столь экзотического байкера история блюстителей культа Свободы, очевидно, еще не видывала. Несмотря на все старания Хорька, ему так и не удалось откопать для малорослого, но весьма упитанного Конрада (правда, за последние недели кочевой жизни эта его упитанность слегка поусохла) одежду нужного размера. А потому и проклепанная кожаная куртка, и брюки из грубой ткани, и застиранная до дыр майка висели на нем, будто на огородном пугале. Вершила эту композицию лихо повязанная поверх лысины Черпака пестрая косынка-бандана, смотревшаяся на фоне его круглых щек и топорщившихся ушек точно так же, как если бы ее повязали на средних габаритов кастрюлю.

У Михаила и нескольких ребят Оборотня случилась истерика; довольный проделанной работой Хорек ржал так, что его пора было переименовывать в Жеребца; Покрышка выронил неприкуренную папиросу и тоже покатывался от смеха, а стерегущие периметр часовые принялись покидать свои посты, дабы не пропустить такой незабываемый момент.

– Высший класс, Черпак! – Улыбающийся в рыжие усы Кеннет показал магистру большой палец. – Ты зачислен в мою банду на должность нашего Талисмана Удачи!

Даже ребятишки и Кэтрин не смогли сдержать улыбок, хотя и продолжали сторониться коротышки – ненависть к инквизиторам, похоже, переросла для них в некий не подконтрольный разуму инстинкт. Но как бы то ни было, равнодушно взирать на Конрада было просто невозможно.