Мари Лу - Гений

Второй человек отрицательно покачивает головой:

— Все отделения разделяют политику «Дескона». Кто ваш наниматель?

— Корпорация «Клауд», — с надеждой в голосе отвечает женщина, словно эта информация может убедить их помочь ей.

— Корпорация «Клауд» не поощряет нахождения своих сотрудников на улице после одиннадцати вечера. — Он кивает на разрушающееся здание. — Если вы не вернетесь домой, корпорация «Дескон» сообщит в «Клауд» и вы потеряете работу.

— Но у меня украли абсолютно все! — Женщина громко рыдает. — Дверь у меня… напрочь выломана… исчезла вся одежда и еда. Человек, который сделал это, живет на моем этаже, пожалуйста, пойдемте со мной, вы его сразу поймаете… я знаю номер его квартиры…

Двое полицейских уже уходят прочь. Женщина плачет, просит о помощи, но они словно не слышат ее.

— Но мой дом… если вы не сделаете что-нибудь… то как я… — всхлипывает она.

Полицейские снова предупреждают, что могут о ней сообщить.

Когда они уходят, я спрашиваю у Каэдэ:

— Что это было?

— Разве не понятно? — усмехается Каэдэ, когда мы возвращаемся из темного проема на улицу.

Мы молчим. Наконец Каэдэ говорит:

— Рабочий класс всюду унижают. Я вот как думаю: Колонии в некотором роде лучше Республики. Можешь верить, можешь нет, но обратное тоже справедливо. Ничего похожего на ту дурацкую утопию, которую ты представлял. Ее просто не существует, Дэй. Говорить тебе об этом раньше не имело смысла. Такие вещи нужно видеть своими глазами.

Мы идем назад к госпиталю. Мимо нас быстрым шагом проходят еще два солдата, они нас словно не замечают. Миллион мыслей мечется в голове. Мой отец, вероятно, никогда не был в Колониях, а если и был, то видел страну лишь поверхностно, как мы с Джун по прибытии. В горле образуется комок.

— Ты веришь Андену? — спрашиваю я мгновение спустя. — Стоит его спасать? Стоит спасать Республику?

Каэдэ поворачивает еще несколько раз. Наконец она останавливается у магазина с миниатюрными экранами в витрине, каждый передает свою программу. Каэдэ ведет меня в узенький проулок, примыкающий к магазину, и там тьма поглощает нас. Она останавливается и показывает на экраны, работающие внутри. Я вспоминаю, что мы с Джун на пути в город проходили мимо похожего магазина.

— Колонии всегда перехватывают новости Республики и транслируют здесь, — говорит Каэдэ. — Для этого отведен целый канал. Этот сюжет крутят с момента неудавшегося покушения.

Я пробегаю глазами заголовки на экране. Поначалу я просто тупо прочитываю их, не вникая в смысл, — меня не отпускают новости о Патриотах, но минуту спустя я понимаю, что передают не сводки с фронтов и не известия Колоний, речь идет об Президенте Республики. При виде Андена на меня накатывает волна неприязни. Я напрягаю слух, пытаясь услышать голос диктора, предполагая, что в Колониях те или иные события трактуются иначе, чем в Республике.

Под записью обращения Андена текст. Я читаю с недоумением:

ПРЕЗИДЕНТ ОСВОБОЖДАЕТ МЛАДШЕГО БРАТА ИЗВЕСТНОГО БУНТАРЯ ДЭЯ. ЗАВТРА ПОСЛЕДУЕТ ОБРАЩЕНИЕ К ОБЩЕСТВУ С КАПИТОЛИЙСКОЙ БАШНИ.

«А пока, — говорит Президент на записи, — Иден Батаар Уинг официально освобожден от военной службы и в знак благодарности за его особый вклад также освобожден от Испытаний. Все остальные, кто перемещался вдоль линии фронта, тоже освобождены и переданы семьям».

Не верю своим глазам, тру их и перечитываю еще раз.

Подпись никуда не делась. Анден освободил Идена.

Я вдруг перестаю чувствовать холод. Я вообще ничего не чувствую. Ноги слабеют. Дышу я в такт с биением сердца. Невозможно. Наверно, Президент делает это публичное заявление, чтобы заманить меня в Республику, к себе на службу. Пытается провести меня и подать себя в лучшем виде. Не мог он добровольно освободить Идена и всех остальных, включая того мальчика, которого я видел в поезде. Невозможно.

Невозможно? Даже после всего, что мне рассказала Джун и только что — Каэдэ? Даже теперь я не доверяю Андену? Что со мной такое?

Я слушаю обращение Андена дальше, вскоре оно сменяется репортажем — я вижу Идена, его выводят из здания суда без кандалов, в одежде, в какую одевает своих детей элита общества.

Его светлые кудри аккуратно расчесаны. Он оглядывает улицу слепыми глазами, но улыбается. Я поглубже засовываю руку в снег, чтобы успокоиться. У Идена здоровый вид, ухоженный. Когда это снято?

Обращение Андена заканчивается, теперь показывают неудавшееся покушение, а затем сводку с фронтов. Заголовки ничуть не похожи на то, к чему я привык в Республике.

НЕУДАЧНОЕ ПОКУШЕНИЕ НА РЕСПУБЛИКАНСКОГО ПРЕЗИДЕНТА, САМЫЕ ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ О БЕСПОРЯДКАХ В РЕСПУБЛИКЕ.

Крупным буквам сопутствуют малые в углу: «НАСТОЯЩАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ БЫЛА ОБЕСПЕЧЕНА КОРПОРАЦИЕЙ „ЭВЕРГРИН ЭНТ.“». И теперь уже знакомый круговой символ рядом с надписью.

— Ты должен принять решение насчет Андена, — говорит Каэдэ.

Она останавливается, чтобы стряхнуть снежинки с ресниц.

Я был не прав. Эта мысль мертвым грузом лежит на душе, камнем вины за то, что я с такой злобой напустился на Джун, когда она пыталась объяснить мне все это в подземном убежище. А каких мерзостей я ей наговорил! Я думаю о странной тревожной рекламе, которую видел здесь, о трущобах для бедняков, о разочаровании, которое испытал, узнав, что Колонии вовсе не тот безупречный мир, каким представлял их мой отец. Вот к чему сводится его мечта о сверкающих небоскребах и лучшей жизни.

Я помню свою мечту, когда все кончится, бежать в Колонии с Джун, Тесс, Иденом. Начать новую жизнь, оставить Республику в прошлом. Может быть, я стремился убежать не туда, хотел спастись не от того? Вспоминаю все свои столкновения с военными. Свою ненависть к Андену и всем, кто вырос в богатстве. Потом представляю себе трущобы, в которых вырос сам. Я ненавижу Республику? Я хочу ее краха? Но только теперь до меня доходит: я ненавижу законы Республики, но саму Республику люблю. Я люблю ее людей. Я делаю это не для Президента, я делаю это для них.

— А громкоговорители на Капитолийской башне все еще подключены к уличным экранам? — спрашиваю я у Каэдэ.

— Насколько мне известно — да, — отвечает она. — Столько неразберихи в последние сорок восемь часов, что вряд ли кто-то заметил перемонтированные провода.

Я поднимаю взгляд на крыши, где в ожидании стоят истребители.

— Ты не хвастала, когда называла себя хорошим летчиком? — спрашиваю я.

Каэдэ пожимает плечами и усмехается:

— Я лучший летчик.

Постепенно у меня вызревает план.

Мимо пробегают еще двое солдат. На сей раз меня охватывает беспокойство. Эти солдаты, как и предыдущие, сворачивают в проулок, из которого пришли мы с Каэдэ. Я проверяю, нет ли еще солдат, а потом спешу в темноту улицы. Нет, нет. Только не сейчас.