Леонид Рудницкий - Лондон: Бегство из ада

Она кивнула.

– Бывает. Он погибнет, если ты продолжишь свой путь.

Ник отрицательно покачал головой.

– Я не могу вернуться, пока не поквитаюсь с убийцами дяди.

Она посмотрела на него осуждающе.

– Тобой движет месть. Месть никого еще не доводила до добра. Насилие порождает насилие, месть – другую месть. Надо уметь прощать.

– Я не могу, – ответил Ник, – не умею.

– Ты пробовал?

– Да.

– Попытайся еще раз.

– Бесполезно. У меня не такая работа, чтобы прощать.

– Кто ты?

– Сталкер.

– Плохое занятие, – сказала старуха. – Ты вмешиваешься в туда, куда вмешиваться не должен.

– Но я снабжаю метро тем, без чего оно не выживет.

– С тобой или без тебя оно все равно вымрет. Ты просто продлеваешь его агонию.

– Ты хочешь сказать, что мы обречены? – спросил Ник.

Старуха молча кивнула и то же самое, секунду спустя, сделала ее огромная тень на стене. Ник протер глаза. «Показалось», – сказал он себе.

– А сама ты ведь живешь здесь, – заметил он.

– Я уйду, когда придет время. И ты тоже можешь уйти?

– Я? – удивился Ник. – Куда?

– Тебе откроется путь, но не сейчас. Лучше вернись домой и жди.

– После того, как настигну убийц, – жестко сказал он. – Скажи мне – это получится?

– Да, если ты этого хочешь.

– Очень хочу.

– Тогда все так и будет.

– Как мне узнать главного из них?

– Человек с двумя лицами расскажет тебе.

– Никогда не видел таких людей.

– Увидишь, – пообещала старуха.

– Расскажи мне о моей судьбе, – попросил Ник.

– У тебя ее нет.

– Как, нет?

– Для тебя ничего не предопределено. Таких, как ты, мало. Ты можешь идти в любую сторону, и везде все будет зависеть только от тебя.

Во время разговора огромный черный таракан величиной с ладонь выполз из-под лежанки и взобрался на руки гадалке. Она ласково его погладила, а он затрещал. Ника передернуло от отвращения. Он ненавидел тараканов. Столь крупного он видел впервые, и отвращение его стало сильнее.

– Ты пришла из того тоннеля, где в меня стреляли. Ты их не встретила? – спросил он.

– Нет.

– Кто они?

– Не знаю.

– Ну, так узнай. Карты брось или что вы там делаете.

– Не могу, устала я.

Ник встал.

– Погоди, – остановила его старуха.

Она извлекла из своей безразмерной сумки камешек на шнурке и протянула ему.

– Носи это на груди – перед большой опасностью он станет теплым.

– Перед опасностью я и сам теплым становлюсь, – скептически заметил Ник.

Гадалка пропустила его слова мимо ушей.

– И бойся места, где страдают звери, – добавила она.

– Ненавижу зверей! – с вызовом сказал Ник. – Наверное, это хорошее место.

Он вышел из хибарки. Снаружи магическая аура гадалки пропала совсем. Все вокруг выглядело вполне обычно – в тусклом электрическом свете сновали по своим делам люди, играли дети, женщины готовили еду, издалека доносился шум мастерских. То, что наговорила гадалка, казалось ему теперь чушью.

Ник разжал ладонь. Камешек выглядел в точности, как любой из мелких кусков щебенки на рельсах. «Мошенница, – подумал он, – зря только карты отдал». Он размахнулся и зашвырнул амулет в темноту.

Ник прошелся по платформе. Тело Шустрого уже принесли, но оружия при нем не оказалось. Ник вопросительно посмотрел на начальника дозора, тот лишь пожал плечами и отвел взгляд в сторону. «Что ж, – подумал он, – это плата за доставку».

Ник вспомнил, что Шустрый говорил о каких-то поручениях от Фреда и проверил его сумку. Там было пусто. Вряд ли письма могли кому-нибудь понадобиться. «Соврал, значит, – понял он. – Фред послал его следить за мной. Ну и ладно, теперь это уже не имеет значения».

Дозорные сообщили, что за это время мимо проехали еще две дрезины с торговцами. Ник забрал оружие, спрыгнул на шпалы и зашагал в темноту по направлению к «Бонд стрит». Его окликнули.

– Эй, подождал бы! Может, еще дрезина будет.

– Сам дойду, – отмахнулся он.

Дорога от «Марбл Арч» до «Бонд Стрит» была вдвое короче, чем от «Ланкастер Гейт» до «Марбл Арч». Тоннель здесь содержали в лучшем состоянии. Средний токопроводящий рельс для удобства передвижения сняли, и идти можно было быстрее, не опасаясь постоянно на него наткнуться.

Еще издали он почувствовал, что приближается торговая станция. На стенах тоннеля тут и там попадалась реклама гостиниц, ресторанов и магазинов с объявлениями цен. Она мало напоминала остатки прежней рекламы, еще кое-где украшавшей вестибюли станций и напоминавшей о былой жизни. На родной станции Ника тоже имелась старая реклама какой-то гостиничной сети, где чернокожие мужчина и женщина, одетые в гостиничные махровые халаты стояли на фоне двухспальной кровати и прочего интерьера гостиничного номера, вытянувшись почти по стойке смирно, и смотрели в объектив с идиотскими улыбками. При этом женщина держала в руке на уровне пупка большой бокал с белым вином, а мужчина – зубную щетку. Он то ли выпил уже свое вино и теперь намеревался почистил зубы, то ли, наоборот, собирался почистит зубы, а уже потом приступить к выпивке.

Для обитателей станции все, изображенное на плакате, было предметами неслыханной роскоши: мягкие, длинные и, наверное, невероятно удобные халаты, вино, стоившее теперь баснословных денег, зубная щетка и, конечно же, кровать у них за спиной. Жители метро обходились спальными мешками или лежанками из досок. У богатых были притащенные сверху узкие раскладные кровати, у начальников станции и крупных оптовых торговцев – тахты и диванчики, но такой огромной кровати, кажется, не было ни у кого.

«И чего не жилось им, на таких-то кроватях? – мрачно думал Ник, временами разглядывая закопченный плакат, наклеенный на вогнутую стену тоннеля. – Бомбами вздумали кидаться. Вот и докидались теперь».

Плакат всегда раздражал его недоступностью тех вещей, которые были на нем изображены, и он даже предлагал Кену содрать его со стены, но тот не захотел.

– Пускай висит – красиво, – сказал начальник станции.

«Конечно, – подумал тогда Ник, – он видел все эти вещи вживую и даже пользовался ими. Разгуливал, наверное, в таком вот халате по гостиничным номерам в разных городах и странах. Ему приятно вспомнить. А что вспоминать мне?»

Ник тоже видел большие кровати в домах, которые прочесывал в поисках чего-нибудь полезного. Но выглядели они совсем не так – пыльные, в кусках обвалившейся штукатурки, кишащие паразитами-мутантами и часто с истлевшими телами на них. Мысль прилечь на такую кровать ему никогда и в голову не приходила.

Станция «Бонд Стрит» была не в пример богаче его родной «Квинсвэй». Здесь пересекались линии глубокого заложения Джубили и Сентрал, красная и серая, если смотреть на схему, и было очень удобное место для торговли. Правда, следующая за ней по красной линии станция «Оксфорд Сэкас», на которой пересекались целых три линии – красная, голубая и коричневая – была еще богаче и оживленнее, но она принадлежала уже «Южному Кресту», и на нее граждан «Арсенала» не пускали.