Илья Крымов - Злом за зло (Драконоборец - dark edition)

Дези оказался весьма приятным собеседником, и когда он давал волю природному красноречию, создавалось чувство присутствия в театре. Де Рахальеза двигался едва ли не пританцовывая, каждый свой жест, каждый взгляд, каждую улыбку наделял изящной грацией, следил за речью, в которой почти не проскальзывало характерных армадокийских ноток. Да, он действительно оказался выходцем из далекого Речного королевства, как Тобиус подумал сначала. Также он заметил, что, несмотря на особое поведение, умение держаться словно на сцене, порой Дези неожиданно пробивал озноб, он бледнел и покрывался быстрым потом. Тогда из рукава появлялся надушенный шелковый платок, и после короткой передышки жизнь-игра продолжалась.

Парс-де-ре-Наль мог поразить своими размерами кого угодно, кабы первейшим, чем он сражал наповал, не являлся густой, незабываемый, неповторимый и как будто даже слегка окрашивающий воздух запах. Будучи одним из величайших городов Вестеррайха, Парс-де-ре-Наль имел ужасно непродуманное устройство системы стоков… хотя говорить так было бы несправедливо. Столица Архаддира стояла на множестве слоев ила и древних руин, которые частично были переделаны в систему канализационных стоков, едва ли не лучшую в Вестеррайхе, однако количество жителей так перегружало ее, что вся польза сходила на нет. Также играли роль некоторые обычаи архаддирцев, например, многие из них не находили ничего дурного в том, чтобы справлять большую и малую нужду прямо на улице либо опорожнять ночные горшки через окна. В Ривене и Ридене уже много лет существовали внушительные штрафы за такое поведение, что сделало их столицы заметно чище во всех отношениях. Архаддирцы же, в лучшем случае, лишь совершенствовали сам подход к делу, создавали специальные переулки с наклоном, откуда все стекало в систему подземных стоков, а что не стекало — соскребали работники городской гильдии золотарей, самой большой и влиятельной в Вестеррайхе, следует отметить.

— Сейчас я могу лишь посочувствовать вам, мэтр. Когда сам приехал в Парс-де-ре-Наль впервые, тоже страдал, но со временем принюхался.

— Надеюсь, эта полезная привычка мне не потребуется.

— Как знать, — пробормотал армадокиец.

И все же город был велик и прекрасен. Его улицы, тонкие лабиринты проулков и широкие проспекты, его площади, аллеи, его дворцы и храмы, колокольные башни с часовыми механизмами, места исторической славы и кровавых трагедий захватывали внимание и не отпускали. На пахучих улицах Парс-де-ре-Наля во все века творилась история, и даже со времен последнего затопления многое успело произойти.

— Мне кажется, за нами следят.

— Несомненно. Каждое мгновение, мэтр, от пятнадцати до тридцати агентов нашей службы следят, чтобы никто лишний за нами не следил, понимаете?

— Хм. Маршрут был проложен заранее, и вокруг нас крутятся переодетые агенты, высматривающие возможный "хвост", чтобы взять чужих соглядатаев за горло?

— И уже взяли двоих, — довольно кивнул де Рахальеза, приподнимая шляпу перед грудастой молочницей, шествовавшей мимо. — В былые времена люди тоже подсматривали, подслушивали, наушничали, но само слово "шпионаж" было придумано здесь, в Архаддире. Не знаю, стоит ли гордиться этим, но шпионаж родился на этой земле, на ней он рос, креп и развивался. Тайный кабинет свое дело знает.

Они посетили еще немало интересных мест, таких как знаменитый Винный рынок, парк Реховараль, а также увидели Скорбную стелу — памятник чудовищному количеству жизней, унесенных в последнюю эпидемию Красной Смерти [49] Она же кровавый мор. Заболевание крайней заразности, вызывающее появление на теле и внутри тела больного множества кровоточащих язв, кровавую рвоту, испражнение кровью, а также смерть. Считается, что было завезено в Вестеррайх, на Хвостовой архипелаг и Правое Крыло из Унгикании вместе с рабами еще в Гроганскую Эпоху, несколько вспышек имели место быть также в Индале и Ханду. Выживал только каждый десятый заболевший. . Пешая прогулка неожиданно перетекла в поездку на съемном экипаже. Потом пришлось пересаживаться еще дважды, прежде чем лошади вынесли их за пределы Парс-де-ре-Наля и Тобиус понял — они наконец-то едут на аудиенцию, а не путают следы.

Старый оплот архаддирских королей, крепость Рахан стояла посреди столичного града — мрачная уродливая махина, чей облик более всего портила не грубость форм, а попытки нескольких поколений королей эту грубость искоренить при помощи элементов дворцовой архитектуры. Основали Архаддир короли-воины, и других владык в те далекие времена мир не признавал, однако с ходом истории именно правители Архаддира становились главными покровителями всевозможных искусств и законодателями мод. Многие из них также сильно стремились отдалиться от сурового прошлого и приблизиться к изящному настоящему. После каждого разрушения города рекой Рахан отстраивали вновь, и каждый раз ему приходилось становиться надежной военной твердыней, защищавшей еще слабый, но рвущийся к возрождению Парс-де-ре-Наль.

Взойдя на трон, Маэкарн Щедрый сразу отказался от бесплодных попыток привести Рахан в соответствующий его вкусам вид и попросту начал строить себе новую резиденцию, подальше от перенаселенной столицы и зловонной реки. Новое родовое гнездо решено было перенести в тихий и чистый маленький городок Лерьезаль, окруженный пасторальным пейзажем и неподвластный капризам Наля. Уж не первое десятилетие там строился грандиозный дворец, постепенно становившийся обителью, не уступавшей размахом и богатством резиденции Папы Синрезарского. Великолепный дворцово-парковый ансамбль получил имя городка, который, расширяясь непрестанно, превратил в свой придаток. И пускай строительство еще не закончилось, Лерьезаль уже стал эталоном новой дворцовой архитектуры, заставив все, даже самые величественные, замки западного Вестеррайха выглядеть угловатыми грубыми анахронизмами.

Экипаж выехал за пределы столицы и вскоре достиг аккуратных окраин королевской резиденции. Он был остановлен лишь под высокой решеткой золотых врат Лерьезаля, где бравый седовласый усач со странной эмблемой на сверкающей кирасе принял к прочтению некоторый документ, только после чего разрешил проезд. Копыта коней зацокали по обширной мощенной булыжником площади, служившей двором перед парадным входом.

— Что-то не так, мэтр?

— У него на груди был ворон, терзающий младенца? Какой странный символ.

— А, да! Эмблема Воронов Ризенгена. Прошу за мной.

Провожатый выпрыгнул на брусчатку и с наслаждением выпрямился, вдыхая чистый воздух.

— Вот беда, отсюда же придется возвращаться в Парс-де-ре-Наль, а это такая мука — каждый раз принюхиваться заново! — воскликнул он. — Да, мэтр, Вороны Ризенгена — некогда наемный отряд, но уже много лет — личная гвардия короля. За глаза мы их зовем Старыми Ворчунами.