Валерий Цуркан - Операция «Странник» [тетралогия; СИ]

Замерцали огоньки на пульте.

— Идите. Следуйте указателям и быстро выберетесь наружу. Дальше от меня ничего не зависит.

Грив повёл товарищей к выходу. На стене коридора появились светящиеся стрелочки, указывающие короткий путь. Люки один за одним открывались, люди поднимались всё выше и выше. Голос Даны преследовал их, звучал в каждом громкоговорителе:

— Торопитесь, звездолёт приближается. Он не сможет долго оставаться на поверхности. Если корабли на орбите перезарядятся раньше, чем вы улетите, то вам конец.

Шаги гулко отдавали в ушах, Слойн бежал вслед за Гривом, а за спиной тяжело дышал Викент.

Открылся выходной люк. Последние напутствия Даны потонули в рёве двигателей. Что она сказала, Слойн не разобрал. Звездолёт, о котором говорила механос, заходил на посадку. Опускался быстро, торопился, чтобы успеть забрать людей до начала атаки. Посадка получилась жёсткая — корабль с грохотом и скрежетом ударился о каменистое плато, взметнув пламенный вихрь. Не успели погаснуть огни посадочных двигателей, корабль откинул трап и распахнул входной люк.

Едва выбрались на поверхность, энхаты успели перезарядиться, и ожила орбитальная артиллерия. Загрохотало так, что Слойн совсем оглох. Грив понёсся к звездолёту, как спринтер, увлекая за собой товарищей. Камни под ногами, раскалились докрасна. Ноги жгло, подошвы дымили и плавились. В голове звенело, словно это не голова, а пустое ведро, по которому колотили дубиной.

И вдруг Слойн увидел, как где-то вдалеке в небо устремился частокол инверсионных следов. И понял, что это активировалась вторая огнеточка. Значит, где-то там еще оставались люди. И они, рискуя своей жизнью, помогают им.

Где-то высоко, выше неба, что-то ослепительно лопнуло — это ракета подбила корабль энхатов. Его огненные обломки разлетелись в разные стороны и стали падать, догорая в атмосфере и оставляя за собой длинные дымные шлейфы. За ним взорвался второй корабль.

Взбежали по трапу, оказавшись в просторном ангаре. Люк с шипением закрылся. Пол под ногами дрогнул, и звездолёт взлетел. Никаких положенных противоперегрузочных кресел, всех троих примяло к рифлёному металлическому полу.

Слойн, ударившись головой о какую-то железяку, потерял сознание и провалился в мутное пространство нежизни и несмерти, где находились не Викент и Грив, а Эмма и Дайн. Опять сидели за столиком в кафе и пили напитки. А из колонок лилась та самая песня, которую он когда-то не любил, а после стал боготворить:

И только Слойн решил дотронуться до нежной руки подруги и пригласить потанцевать, как его вышвырнуло из сна и пронзило острой болью, как длинным штырём — от макушки до копчика.

Слойн лежал на металлическом полу, распластавшись в неудобной позе. Рядом — Грив и Викент. Пол трясся так, будто летели не на звездолёте, а ехали на вездеходе по бездорожью. Каждый позвонок при этом отзывался болью.

Он подтянул ноги и сел, прислонившись спиной к переборке. Из ушей и носа текла кровь, и он был весь измазан красным, будто только вернулся с праздника весны, где все участники обливали друг друга красками.

— Да лучше б я помер!, — прохрипел очнувшийся Грив.

Он подполз к Слойну и сел рядом. Лицо тоже залито кровью, из обеих ноздрей текли два ручья.

— Жив?, — сержант размазал кровь по подбородку.

— Не знаю, — честно признался Слойн.

— Угу, и я тоже. Где-то между жизнью и смертью. Но башка трещит… Значит, жив.

— Это точно! У мёртвых ничего не болит!, — подал голос Викент. — Ах ты чёрт, нога!

Трясти перестало. Это могло означать, что корабль уже находится на орбите. Или что он подбит и в свободном падении несётся к поверхности. Это могло значить всё, что угодно.

— Добро пожаловать на борт!, — послышался откуда-то сверху мелодичный женский голос.

— Не сказал бы, что очень уж добро, — проворчал сержант, — но и на том спасибо. Где мы?

— В открытом космосе. Мне удалось сбросить с хвоста преследователей.

— И то хлеб!, — воскликнул Слойн. — А здесь есть врач?

— Нет, на борту нет ни одного человека, кроме вас.

— А вы тогда то?, — удивлённо спросил сержант.

— Меня зовут Мира. Я не человек.

— А, вы тоже механос!

Голос Миры, которую они приняли за члена экипажа, окрасился обидой:

— Не называйте меня так!, — взвизгнула она. — Я терпеть не могу ксенофобии. Я тоже разумна! И умею чувствовать!

— Этого ещё не хватало!, — ошарашено произнёс Грив. — Обидчивый робот!

— Я не робот!, — отрезала Мира и замолчала.

Молчание затянулось.

— Ну хоть медикаменты нам предоставят?, — робко поинтересовался Слойн.

— Предоставят!, — грубовато ответила механос.

Стена зажужжала, и в метре от Слойна образовался проём. Заглянув туда, он увидел длинный коридор, тянущийся вдоль внешнего борта.

— Следуйте за указателями, они приведут вас в медтерминал.

Лейтенант не мог передвигаться самостоятельно, Слойн и Грив несли его на себе, хотя и сами едва волочили ноги. Пока добрались до заветной двери, вымотались до предела.

В медтерминале Мира предложила каждому пройти в отдельные кабины для осмотра. Товарищи аккуратно уложили Викента на стол, с тихим гудением сервомоторов втянувшийся в бокс, напичканный медицинской электроникой.

Потом они лежали каждый в своём боксе и переговаривались. Медроботы смыли с них кровь, и сложная техника, попискивая, проводила полное обследование да впрыскивала лекарства.

— А у нас сейчас сезон урожая!, — мечтательно произнёс сержант.

— Красиво, наверное?, — спросил Слойн. — Небо, небось, синее, воздух чистый.

— Это лучшая планета, которую я видел!

— Вот уж нет!, — встрял в разговор Викент. — Что ни говори, а Исвар лучше всех, недаром его жемчужиной империи называют.

— Точно!, — согласился Слойн. — Хоть и воздух там не очень, но это лучшая планета. Потому что там живёт Эмма.

— Твоя девушка?, — сержант ойкнул от укола. — Если так, то да. У каждого есть своё лучшее место во Вселенной.

О войне и об энхатах не говорили, не хотели обо всём этом слышать.

Лечение завершилось, Слойн и Грив вылезли из боксов, а камера Викента всё ещё продолжала гудеть и лечить своего пациента. Оказалось, что у него перелом большой берцовой кости, и за один день робомедик не управится. На вопрос, когда же освободят их друга, машина ответила, что при подстёгнутой регенерации полная реабилитация займёт около двух дней. Лейтенанту нужно остаться в медтерминале в полном одиночестве.

Пообещав Викенту навестить его в свободную минуту, друзья направились к центральному пункту.

— Чёртова механическая баба, — пробурчал по дороге Грив. — Я уже боюсь при ней слово произнести — обидится! Зачем вообще такие особи нужны армии?