Валерий Цуркан - Операция «Странник» [тетралогия; СИ]

В этот день Эмма вернулась домой и получила очередное письмо от Слойна. Захватила на кухне чашку чая, заперлась в комнате. Разорвав конверт, достала сложенный вдвое лист бумаги. Тот источал незнакомый и ни на что не похожий запах чужой планеты, далёкой планеты Старог. Эмма принялась читать.

«Здравствуй Эмма! Вот, наконец, выкроил минутку, чтобы написать тебе ещё одно письмо. Чертовски мало времени. А когда образовывается свободная минутка, то просто падаешь и засыпаешь. Нас тут гоняют, как прокажённых. Первые дни не трогали, мы жили тут, как на курорте, а потом началось! Мы встаём рано утром, я никогда так рано не просыпался, до рассвета, и практически сразу начинаются наши мучения. Первым делом нас заставляют обливаться ледяной водой, а потом мы бегаем кросс. Первые дни особенно тяжело, но со временем немножко привык. Здесь в ходу такой идиотский стишок:

Говорят, что завтра наш взвод отправят на пост. Ближний пост находится на орбите. Это будет наш первый боевой выход. Ну как боевой, это только название — войн-то уже лет двадцать нет. Штатный поход, но всё ж какое-то развлечение. Да и говорят, в походах солдат не гоняют, как на базе, хоть отдохнём неделю, а потом нас сменят, и мы снова попадём сюда, и опять будем обливаться ледяной водой по утрам, а потом бегать, как заправские спортсмены.

Так, а теперь давай о тебе, а то я всё о себе да о себе. Как у вас там дела? Постой, дай-ка я представлю. Ты сегодня ходила по городу и вспоминала меня. Бродила по тем местам, где мы любили шататься. Заглянула в ретро-бар, который я тебе показал, заняла наш столик и заказала два коктейля — один себе, а второй мне. И представляла, будто ничего не изменилось, и мы сидим рядом и пьём эти напитки. А ещё там играла эта дурацкая прилипчивая песенка.

А потом ты допила оба коктейля и ушла домой. Я не ошибся? Ведь правда, так и было? А сейчас ты пьёшь чай и читаешь моё письмо.

И я тебе завидую. Знаешь, у нас здесь пойло, хоть и называется по-разному, но всегда одно и то же. Утром нам дают бурду, которую почему-то назвали чаем, в обед мы пьём бурду под названием кисель, а вечером нам дают сок. Ну, это так называется — сок, а по вкусу всё та же ужасная бурда. В общем, я тебе очень завидую. Мечтаю вернуться, завалиться с тобой в кафе и выпить тонну этих чудесных коктейлей.

А ещё я научился ценить то, что у нас могут забрать. Вот хотя бы эти коктейли. Казалось бы — мелочь, но оказывается, всякая мелочь, стоит её у тебя отнять, оказывается совсем не мелочью. У нас тут у всех свои мечты. Мне вот хочется напиться хорошим коктейлем в твоём обществе, а сосед по казарме мечтает поесть мяса ( мясо у нас тут тоже не очень, жёсткое, как резина, а по вкусу напоминает нестиранные носки ). А ещё один сосед — книгоман, ждёт не дождётся, когда позволят пойти в библиотеку, но молодых солдат туда не пускают. У каждого свои тараканы.

Да, я опять скатился на себя любимого. Как там Дайн? Передавай привет! И отцу с братом, и маме, всем привет! Следующее письмо я напишу уже после похода на пост, думаю, что оно будет интереснее прежнего, ведь одно дело рассказывать, как нас гоняют по плацу да кормят всякой бурдой, и совсем другое — описывать боевое дежурство!

Ужасно устаю! Это письмо я писал три дня, по частям во время отдыха. Постоянно таскаю с собой и, если есть время, а я не очень устал, то сажусь на ступеньки казармы, на перевёрнутую бочку из-под топлива или просто на бетон, и начинаю писать. Но чаще всего за этим занятием я засыпаю, а потом меня будят, и нам всем снова приходится куда-то бежать. А письмо мне приходится носить в сапоге. Я конечно, извиняюсь, не самый аппетитный аромат, но больше некуда, письма нам разрешают писать только в казарме, так что прячем, как можем.

До следующих писем. Твой Слойн».

Сознание медленно возвращалось. Тьма отступала. Майор открыл глаза и вспомнил всё, что произошло. Попытался подняться, но ни руки, ни ноги не подчинялись. Лежал на спине в незнакомом тускло освещённом помещении. На потолке увидел два жёлтых плафона, больше ничего. Шея затекла, и как ни пытался повернуть голову, ничего не получилось.

— Что за ерунда такая? Где мы? Серёга, ты тут? Эй, Эмпатий! Ты чего молчишь?

— Дрыхнет, — отозвался Егор. — Рядом лежит.

— А ты как?

— Так же, как и вы. Лежу. Двинуться не получается, только голову могу повернуть. Мы тут все проводами опутаны, как мухи паутиной. Лежим на столах. На медтерминал похоже.

Наконец Глыба с хрустом повернул голову и встретился взглядом с Шахназаровым.

— Нас всё-таки взяли?

— Похоже на то. Я пришёл в себя с полчаса назад. Шея сначала тоже… того, а сейчас ничего. Осмотрелся здесь уже немного.

— Ну, и что ты тут увидел?, — Глыба стал разрабатывать шею, поворачивая голову в разные стороны.

— А ничего. Мы лежим, нас опутали проводами. И мы точно не на борту Миры. Я думаю, что мы на планете.

Майор представил, что скоро из него станут извлекать архив Месса. Возможно, будет больно. И он не имеет никакой возможности сопротивляться. Хотя бы освободиться… Но ведь даже рукой пошевелить не может. И нос так чешется, а почесать ну никак. Андрей чихнул, и нос перестал чесаться.

— Будьте здоровы!, — сказал Шахназаров.

— Присоединяюсь к пожеланиям, — подал голос эмпат.

— Ты тоже значит, жив.

— Да разве это жизнь?, — посетовал Сергей. — Ни рукой двинуть, ни ногой. И какую-то гадость вкалывают, прям чувствую, как зелье по венам бежит.

— Наверняка что-нибудь успокаивающее, — добавил Егор. — Чтоб не рыпались.

— Точно! И поэтому мы тут лежим и болтаем, и даже не думаем, как бы нам отсюда выбраться.

Прошин вдруг почувствовал, что кто-то приближается. Два существа, по эмпатическому фону похожи на тех, с кем пришлось столкнуться в ангаре. Контакт стабильный. Настроены решительно. И чувства не скрывают нисколько, читал их почти как своих товарищей. Эмпат сообщил друзьям, что пожаловали гости.

— Архив из меня вытащить хотят, да?, — мрачно поинтересовался майор.

— Вот насчёт архива не знаю, — ответил Сергей. — Я улавливаю только то, что они думают в настоящем времени. Именно сейчас собираются проверить показания каких-то приборов. И ещё снять с нас эти провода и выдернуть иглы из вен. И отвести нас куда-то в другое место. А вот куда, не знаю.

— Слушай, Эмпатий, а не можешь ты на них разок повлиять?, — поинтересовался Глыба. — Ты же людей, как книжки, читаешь.

Прошин отрицательно качнул головой:

— Нет, спасибо за доверие, но мне хватило, когда я попытался сделать это в ангаре… Голова до сих пор трещит, в себя не могу придти. Разрушители куда сильнее нас. Я против них, ну как школьник против мастера.