Николай Шмелёв - Безмолвие полной Луны (СИ)

— Лектор — хорош! — поморщившись, осадил его Диплодок. — От нас, ножа в спину, ты можешь не опасаться, если, конечно, не вылопаешь последние запасы праздничного спирта…

Геннадий окончательно окривел, приняв богатырскую дозу на старые дрожжи и размахивая руками, пытался что-то доказать окружающим.

— Ишь, как пальцы гнёт, — восхитился Терминатор.

— Наверное, пытается изобразить из пальцесложения, подобие мудры, — предположил Ворон.

— Мудра — пудра, — сморщился Лис. — Ерунда, всё это…

— Ты ему докажи, — рассмеялся Шмель, показывая пальцем на Лектора. — Вообще-то, их придумали не для медитации.

— А для чего? — спросила Барбариска, некогда занимавшаяся этой ерундой и потому, помнившая кое-что из пройденного материала.

— Во время Вавилонского столпотворения Бог, как известно, смешал языки. Как между собой общаться? Вот и придумали язык жестов, разошедшийся, впоследствии, по всему миру. Нет! Конечно, он не остался неизменным — каждая нация несла свою культуру и язык постоянно претерпевал некоторые изменения. Теперь буддисты не поймут североамериканских индейцев. Наверное… Да, к жестам ещё прилагался целый комплекс дополнительных, или вспомогательных, телодвижений и звуков: ужимки, подмигивание и прочие присвисты.

— Нет худа без добра, — вмешался в разговор Кот. — На подобном языке, между собой, теперь общаются глухонемые.

Геннадий продолжал кривляться и Лариса, смотря на то, как он пытается сложить из пальцев подобие жеста, сказала Ворону:

— Мудра, спасающая жизнь… Кажется, Гена хочет изобразить именно этот знак.

Барбариска показала Вове, как это должно быть на самом деле, сложив мудру из собственных перстов. Ворон критически оценил заложенный в символ потенциал и сплюнул:

— Пока так пальцы загнёшь, за это время, для тебя, наступит гарантированный трындец! Сам загнёшься…

Загрузив пострадавшего в летательный аппарат, сталкеры держали курс на стройку. Акакий оказался безупречным пилотом и виман послушно выполнял все его команды. Внизу мелькали деревья, поля и редкие перелески. Виноградники сменялись садами, а те, в свою очередь, зелёными лугами. Над соломенными крышами курился лёгкий сизый дымок, а курицы клевали прошлогодний навоз. Чего пернатые там искали, поди, и сами не знали, а Чингачгук не переставал удивляться лётным характеристикам атлантской техники.

— Что за гений её строил? — не переставал восхищаться Лейб.

— Почему сразу — гений? — не согласился Шмель. — Может быть, в те времена, все такими были. И чем эта гениальность определяется? Каким критерием? Я работал с одним мужиком, а он рассказал мне про то, как они подкурили преподавателя — кандидата математических наук. Тот, до этого раза, ничего подобного не пробовал и всю ночь мучился гениальностью. Учёный-математик, с его слов, был просто на седьмом небе от счастья и мыслей, которые дуром пёрли в его одурманенную голову. «Гениально!» — всю ночь орал кандидат на всю квартиру. Утром, когда кумар рассеялся, кандидат математических наук начал просматривать записи, которые он всю ночь заносил в свою рабочую тетрадь. С ней он готовился писать докторскую диссертацию. Листая белые страницы, все испещрённые синими чернилами, он с ужасом читал: «2+2=4. Что за херня?! Бред, какой-то!»

Пока сталкеры смеялись, внизу показались знакомые места. Возвращение на стройку, можно было считать успешным. Внизу продолжали бегать дядьки со страйкбольным оружием. Боезапас, при этом, неизбежно расходовался и терялся среди песка, что способствовало переименованию Красной Поляны в Силиконовую Долину.

На стройку, всё-таки, завезли группу строителей в семейных трусах. Они были поголовно покрыты черноморским загаром: хари чёрные, как у негров; торсы — тоже, а ноги белые, как погребальный саван. У себя на родине, гастарбайтеры всегда работали в штанах, но здесь оказалось жарковато… Особенно живописно, рабочие смотрелись на черноморском пляже. Копошась на стройке, они страдали от отсутствия денег и были рады каждому гостю. Лучше, пришедшему не с одной бутылкой, как дурак, а, хотя бы, с двумя. Пришёл прораб. Магарыч, с собой, он конечно не принёс… Рабочие простили бы начальнику длительное вступление, если бы он явился с ящиком водки в руках, или, хотя бы, с бутылкой, но, неумный явился с пустыми руками и нёс, по мнению невольных слушателей, полнейшую чепуху. Прораб курил странные сигареты, со странным запахом, что напомнило, особенно продвинутым, «свежий пых». Когда он ушёл, один из рабочих сказал: «Оратор, хренов!» Да-да! — согласился другой. — Что ни слово, то, перед ним: «а-а-а», да «а-а-а»! Бэ-э-э! Работать нужно над своей речью! Помнишь, как древнегреческий оратор отучался дёргать плечом? Я уже забыл его имя, но это и неважно… Это из уроков: то ли истории, то ли биологии — не помню уже. Ну, короче, повесил он меч над дёргающимся плечом, а тот колол, плечо, колол»… «Отучился?» — присоединился к разговору третий работяга. «Не-а! Но зато, на плече образовалась такая мозоль, что оратору уже были по-фигу всяческие уловки и острие меча, в частности. Дёргаться, от этого, он ещё сильнее стал — обнаглел»… Обратившись к четвёртому рабочему, мешавшему лопатой раствор в большом железном корыте, он попытался его приколоть: «Вот, были сказители, а тебе и рассказать нечего!» «Я, малахольный, считал, что только дураку, философу, да политику — всегда есть, что сказать», — парировал труженик, не отвлекаясь от своего занятия. Похоже, на этой стройке он только один и работал… На объекте завизжала циркулярная пила и разговор трудящихся утонул в её визге. Затем заработал кран и загудела новенькая бетономешалка. Напоследок, из общего гула донеслась последняя фраза того, кто видно упорно не желал приступать к работе, предпочитая философии камня философию речи: «Я не хочу сказать, будто бы я его не понял. Я сказал о том, что не желаю его понимать». «Интересно, — подумал Ворон. — Если черноморец мешает раствор в корыте, то что крутится в бетономешалке?»

Пока сталкеры сиротливо осматривались на силиконовой поляне, косясь в сторону входа, охраняемого военными, к Ворону подошёл солдат срочной службы и предложил неожиданную сделку:

— Я знаю, что вы, сталкеры, интересуетесь подобными вещами. Я предлагал артефакты страйкболистам, но их, кроме пуляния друг в друга силиконовыми шариками, ничего не интересует.

Барбариска, с волнением признала, в предлагаемом товаре, третий гроонусилитель и комплект нательных датчиков. Вот так, нежданно-негаданно, всего за ящик водки, остались в стороне: и «мясорубка», и «барбекю», и прочие неприятные неожиданности.

— «Мясорубка» и «Барбекю» отменяются, а жаль, — вздохнул Шмель. — Из Бегемота получилась бы отличная купата — сочная, такая… А из Терминатора — поджаристый шницель: румяный, с корочкой, для тех, кто любит посуше — с хрустом.