Александр Забусов - Характерник. Трилогия (СИ)

Фух! Выскочили! Вдруг в воздухе, как щелчок кнута голос Лебедя.

— Лягай!

Вся группа, как подрезанная рухнула на участок перед самым аппендиксом, словно крабы пытались заползти в любое укрытие, под кочку, принесенный половодьем ствол дерева, камень. В следующее мгновенье по участку хлестнул настоящий ливень пуль. Кто-то еще успел перекатиться в более надежное укрытие, но выглянуть из-за него, а тем более вести ответный огонь было не возможно. Спасало, что солнце склоняющееся к западному горизонту, слепило глаза нападающей стороне. Когда с того направления, куда должны выйти, прозвучали пулеметные очереди, стало понятно, что мышеловка захлопнулась. Не дали им пройти в город. Если бы не Лебедь шедший передовым дозором, группа втянись она в аппендицит, на открытом месте, где в основном песок, была бы выкошена из пулемета. Дальше не прилагая особых усилий, осталось бы подойти и дострелить раненых. Занавес!

Удалось закрепиться. Пластуны, привычные к войне в любых условиях, на глазах врага в считанные минуты саперными лопатками отрыли окопы в мягкой, перемешанной с речным песком земле. Кутепов с Хильченковым от них не отстали. Матушкин слово крот с мотором, сотворил ямину, в каковую сунувшись, затащил и упиравшегося капитана.

— Все живы? — подал голос хорунжий.

— Лебедь и Травкин неизвестно где! — откликнулся Мордвинов.

— Тяжелые есть?

— Нету!

Хоть так, уже легче. Но все же… Вперед дороги нет. И больше чем уверен, что именно сейчас в каком-то месте главарь этих разбойников перебрасывает через реку и плавни дополнительные силы. Он умен и осторожен. Рисковать своими людьми не хочет. Понимает, зараза, что стоит лишь дождаться сумерек и тогда можно будет по многим направлениям подобраться к группе ближе и закидать ее гранатами. Затем подойти и дорезать оставшихся в живых. Кардаш готов был завыть от безысходности.

Андрей выскочил из своей ячейки, перекатом ушел в сторону, почувствовав как в то место, где он только что был, впечаталось несколько пуль. Со всех ног бросился к окопу хорунжего, с разбегу впрыгнул в него вперед ногами, больно подвинув хозяина. И вовремя. Над головой просвистели вестницы смерти.

— Заполошный! — беззлобно высказался Кардаш.

— Платон Капитоныч, я так понимаю, кирдык нам приходит.

— Правильно понимаешь. — Не стал юлить офицер, от правды не уйдешь.

— Теперь подумайте и ответьте, на каком направлении бандитов лучше всего убрать, чтоб нам выбраться из ловушки. Только крепко подумайте.

— А что, поможешь чем?

— Помогу, Платон Капитоныч. Ну?

А что думать?

— Если в ближайшее время, вон тех пулеметчиков не убрать, — на миг высунувшись указав пальцем, спрятался обратно, — и не проредить стрелков на возвышенности, то скоро стемнеет и к нам подберутся гости.

— Ясно.

— И что?..

— А то, что когда пулемет перенесет огонь на возвышенность, то группа должна броском передвинуться в его направлении. Теперь не мешайте.

Кардаш даже отодвинулся, чуть в стенку окопа не влип. Молодой отрешенным взглядом смотрел перед собой, казалось забыв обо всем, из уст его плавно слетали слова не слишком похожие на молитву, и в то же время имевшие к ней какое-то отдаленное отношение.

«Помолюся Господу Богу, всемогущему, пресвятой пречистой Деве Марии и Троице святой единой и всем святым тайнам. Будьте сыну божьему Андрею до помощи! В худой час призрачный лунный лик светит с небосвода. Выйду я в поле, сдерну лунное полотно…»

Хорунжий выпал в осадок. Вот только что при нем, на его глазах исчез человек, которого он считал обычным парубком, недорослем из, надо думать, приличной семьи. И вдруг раз и… нет никого. Чудеса-а!

— А-андрей! — позвал.

Ответом была тишина, да места в окопе прибавилось. А еще, башибузуки лениво постреливали, скорей всего экономя патроны, чисто для проформы. Чтоб русские не расслаблялись и не питали иллюзий на добрый исход дела.

Время шло. Солнце упорно клонилось к закату. Кардаш слышал переговоры своих из ячеек. Кто-то молился в голос. Кажется капитан. Слышал как Кутепов пошутил на эту тему, подковырнув Матушкина, взявшего шефство над штабным. В тылу происходило какое-то не здоровое шебуршение. Скорее всего бандиты только что прибыли в подкрепление и занимали за рекой места в партере. Сверху послышался возглас:

— Руський сдаваса с-сабака, может пожалею, не убью такого трюс как ты!

И раскатистый хохот довершил терраду.

— Что делать будем, хорунжий? — услышал голос жандарма.

Что делать? Собравшись с духом, громко ответил:

— Значит так, слушай приказ! Как только пулемет направит огонь на возвышенность, приказываю подняться и что есть духу, бежать в его сторону! Всем ясно?

— Ты с ума спятил, пластун? Какой пулемет?

И словно в подтверждение слов казака, пулемет с левого фланга башибузуков заливисто дал очередь по своим.

— Поднялись! Бего-ом!

Все подорвались с места и бросились вперед. Бежали так, как никогда прежде в своей жизни, видели лишь спину впереди бегущего товарища. Ноги сами выбирали куда ступить, а тела летели вперед. Внешний мир сузился до нескольких метров. Они даже не знали, бьется ли сердце и дышит ли грудь. Бежать! Бежать пока строчит пулемет, не давая поднять головы врагам! Бутылочное горло за спиной. Наконец-то! Еще несколько минут назад у них не было шанса что бы выжить, и вот впереди замаячила жизнь. Длинная или короткая, сейчас это не важно. Жизнь!

За горловиной у пулеметной позиции группа осыпалась вниз в плавни и хрипя и отхаркивая легкие, повернула оружие стволами к противнику.

— Раненые есть? — отдышавшись, подал голос Кардаш.

— Все целы, командир! — откликнулся все тот же Мордвинов веселым голосом.

Как не странно, но после их побега из «мышеловки» стрельба ущухла. Нет, полностью не прекратилась, но явно пошла на убыль. И в атаку на них никто не шел. Ну и молодой не просто так оккупировал место за пулеметом, патроны жег не экономя. Хорунжий еще когда добежал, заметил в пулеметном гнезде четыре трупа одетых в камуфляж людей, но с яркими, вызывающими шевронами на предплечье. Порезвился Найденыш, и это надо думать второй расчет пулеметчиков. Первый, с другого фланга признаков жизни не подает.

Полностью отдышаться не успели, Кардаш не дал.

— Лебедя, кто видел?

— Нет больше Григория Кузьмича, вашбробь, — отчетливо словно гвоздями слова приколачивая, сказал Андрей. — На себя все пули принял, какие нам достаться должны были. Вы по-прямой бежали, а он чуть в стороне лежит.

— Царство Небесное… А Травкин?

— Живой. Порезали, крови много потерял но оклемается. Будем уходить, захватим.

— А мы и уходим. Кто Екатеринодар хорошо знает?

— Я местный, вашбродь, — сообщил Ермаков.