Роман Глушков - Сорвавшийся с цепи

Он терпел, сколько мог. Но когда ощутил позывы к рвоте, не стал больше над собой издеваться и выплюнул не дожеванное мясо. А потом долго полоскал рот водой, зачерпнутой ковшом из бака в углу.

— Тьфу, ну и гадость! — Он в последний раз промыл рот и сплюнул воду на пол. — Эти «святые» и как люди дерьмо, и на вкус такие же. Верно я толкую, Елизар? Не желаешь отведать кусочек брата — тут еще много осталось… Елизар?

Вестник Смерти обернулся и посмотрел на второго пленника. Но тот уже ничего не мог ответить, поскольку был мертв. Синюшное лицо и вываленный изо рта язык давали понять, что он задохнулся, а Морок был так увлечен сбывшейся мечтой, что не заметил этого. Видел лишь краем глаза, что второй «святой» лежит на месте, а что он при этом умирает, Мороку в голову не пришло.

— Еще один легко отделался, — буркнул потрошитель. — Счастливчик! Ну да плевать на тебя хотел. Так же, как ты плевал через губу на зеков, поганый святоша.

Видимо, при взгляде на кровавую вакханалию у Елизара от страха участилось дыхание и он скончался от недостатка воздуха. Или у него остановилось сердце — поди теперь определи наверняка. Да и надо ли это вестнику Смерти? Трупы пускай вскрывают патологоанатомы. А он разочаровался в своей давней мечте и больше его на такие гастрономические подвиги не потянет.

— А ничего у вас конторка. Уютная, — обратился к покойникам Морок, устроившись в мягком кресле начальника. — Вода, еда, теплый сортир, печка… Да еще и нападать на вас, гляжу, все боятся. Ладно, уговорили: погощу здесь денек-другой. Только сначала немного приберусь.

Подняв с пола надкусанное сердце, Морок подбросил его в руке, словно мячик. А затем послал точным броском в дырявую грудную клетку мертвеца — вернул, так сказать, то, что у него забрал.

Вестник Смерти еще раздумывал над тем, стоит ли ему и дальше мстить стрельбанам «Гордой» или нет. Но насчет одного был уверен: они могли не переживать за свои сердца — есть их Морок уже точно не станет…

Еще совсем недавно работники «Горюев-Севера» ездили в Погорельск на машинах, с гордо поднятыми головами, как одни из хозяев здешних мест. А сегодня они шли туда потрепанные и угрюмые, словно толпа беженцев.

Хотя почему «словно»? Они и были беженцами, потерявшими близких, друзей, свой кров, работу… На месте их поселка остались руины да свежие могилы, но вряд ли кто-то из его выживших обитателей вернется туда, чтобы проведать мертвых родственников. Беженцам с «Гордой» отныне некуда было идти, кроме как в Погорельск. Где их тоже не ожидало ничего хорошего, о чем они, естественно, знали…

…И все равно надеялись на лучшее. А на что еще нужно было надеться?

Раненых, которые не могли идти, везли на двух внедорожниках — тех, что выкопали из развалившихся гаражей. Бензина до Погорельска должно было хватить. Главными угрозами для машин оставались провалы и зыбучие участки почвы. А тут еще так некстати полил дождь, и беженцы были вынуждены спешно подниматься на возвышенность, чтобы его переждать.

Дождь сделал путь до города и вовсе непроходимым. Изломанная вдоль и поперек земля раскисла, и по ней потекли не только ручьи, но и маленькие реки. Сотни водопадов размывали склоны трещин, делая те еще шире и коварнее. А там, где прежде было сухо, теперь хлюпала грязь по колено.

В общем, добраться до Погорельска за день не вышло. Похоже, дождь зарядил до вечера, а то и на всю ночь. И Мизгирь велел разбивать лагерь здесь, благо скитальцы захватили палатки с собой.

Оставшиеся девять членов охотничьего клуба собрались под одним брезентовым навесом. И, попивая чай, обсуждали вполголоса текущие дела. А также вероятные планы на завтра. То и дело заходила речь о Чернобаеве. В последний раз он напомнил о себе четыре дня назад, но за это время так и не дерзнул покуситься на лагерь. В связи с чем многие охотники включая Мизгиря предположили, что «зверь» от них отвязался. Попугал напоследок и скрылся, радуясь тому, что выжил и успел поквитаться с некоторыми обидчиками.

Короче говоря, Чернобаев победил. Мизгирь смирился с неизбежным и не собирался это оспаривать. Само собой, при условии, что их пути со «зверем» больше не пересекутся.

Будущее по-прежнему виделось туманным. Новостей с Юга не поступало, и потому любое известие, которое не ввергало в уныние, могло считаться хорошим. Например — связь, установленная со «Щедрой» и «Могучей» через служебные рации, чьи батареи удалось зарядить от автомобильных генераторов.

Обе эти станции тоже серьезно потрепало, и кладбища возле их поселков за минувшие дни стали шире. Зато на «Могучей» уцелела водяная скважина, а также выжил фельдшер. И Салаир с Турком не хотели почем зря рисковать, переселяя в город тридцать пять человек, пока у них имелось в достатке воды и пищи. Тем более, что идти от «Могучей» до Погорельска было в три раза дальше, чем от «Гордой».

Мизгирь согласился: на месте Салаира и Турка он поступил бы так же.

А вот у Кельдыма со «Щедрой» выбора «идти — не идти» уже не было. Вдобавок его поселок опустошил страшный пожар, и запасов еды там почти не осталось. На этой станции уцелело всего двадцать шесть человек вместе с ранеными. И Кельдым намеревался последовать примеру Мизгиря сразу, как только прекратится дождь. Обе группы договорились встретиться в городе где-то через неделю, поскольку добираться туда от «Щедрой» тоже было далековато.

Охотники решали, кому завтра идти в дозор, потому что соваться в Погорельск без разведки было опрометчиво, когда к их костру подсел бывший кладовщик дядя Вася, он же Михеич.

Во время катаклизма дядя Вася сломал правую руку и теперь держал ее на перевязи. Но ему повезло — обошлось без заражения крови, и Михеич был в силах дойти до городского доктора. Если, конечно, последний не повторил трагическую судьбу своего коллеги с «Гордой».

— Не помешал, парни? — осведомился Михеич, усаживаясь на свернутое в рулон одеяло.

— Ну что ты, дядя Вася! Конечно, нет! — ответил Мизгирь. Хотя, говоря начистоту, присутствие на совете клуба посторонних никому не нравилось. — Чаю хочешь?

— Это можно, — согласился бывший кладовщик.

Горыныч зачерпнул из котла кружку чаю и, бросив туда кусок сахара, протянул ее гостю. Все знали, что Михеич любит сладости. Прежде у него в кармане всегда была гость леденцов, которыми он угощал поселковую ребятню.

— Рассказывай, дядя Вася, — попросил Мизгирь, после того, как старик, швыркая, отпил из кружки несколько глотков. — Так понимаю, у тебя есть к нам какое-то дело.

— Да как сказать. — Гость поморщился. — Рука зараза болит, спать не могу. Лежу, обо всем на свете думаю, и вот ненароком кое-что всплыло в памяти. Помнишь, на прошлой неделе ты выпытывал у меня, не знаком ли мне бандит, который еще при Мотыге в тутошних краях беспределил. Черноухов, Черноглазов или как там его…