Дмитрий Григоренко - Я из Зоны. Небо без нас

– Да зачем он мне сдался? – с поддельным удивлением воскликнул сержант. Повернулся к солдату: – Может тебе нужен?

Тот закивал. Автомат! На халяву! Я бы тоже не отказался. Однако сержант трактовал по-своему:

– Видишь и ему не нужен.

Чес недоуменно смотрел на кивающего в согласии солдатика. Самое смешное, их пять штук и мой артефакт как раз равнялись нужной сумме. Но артефакт, подарок от начмеда, уверенно притаился в потайном кармана моего бушлата. Бушлат сейчас носит Унылый…

– Там в деревне барахольщик сидит. Такой… Морда у него, – сержант замолчал, подбирая сравнение, не смог. – Ну, короче, сразу в нем узнаешь торгаша. Вот ему сдашь стволы и приходи.

– У нас самих есть такая морда, – прошипел Чес, намекая на Дельного.

Сержант не понял фразу бандита, добавил:

– За три ствола как раз наколдуете на проход.

– Может, пусть проходят, – несмело спросил солдат. И тут же получил по затылку.

Солдат развел руками, я ответил тем же. Это ломало мои планы. Что ж, как говорил маленький человек-торт, ни один план не выдерживает столкновения с реальностью.

– Ага, все три, – сказал Чес, – ну, мы потопали сдавать стволы.

Он дернул меня за рукав, и мы направились к ожидающим нас уродам: Дельному и Унылому.

Сержант же ударил солдатика.

– Тупой, ты зачем кивал? А зачем бесплатно хотел пропустить? – услышал я, хотя они находились за трубой.

Я решил – пора. Повернулся, чтобы еще раз окинуть взглядом мост, трубу и бетонные плиты, за которые спрятались военные. И оторопел.

– Чес, ты чего делаешь? – прохрипел я.

– Молча топай.

Глаза у него расширенные, как у наркомана. Пока я решался, он достал гранату из кармана плаща. Старая знакомая, которая должна была влететь в схрон. «Эргэдэшка», для наступления, с радиусом поражения метров тридцать.

Чес успел вытащить чеку и теперь шевелил губами. Считает, понял я. Да ну его на фиг! Я резко отпрыгнул в сторону. Чес, с разворота, но аккуратно кинул гранату за бетонные заграждения.

Сержант все еще продолжал воспитывать, когда к ним прилетела смерть. Чес упал в грязь грунтовой дороги. Взрыв. Я перевернулся на спину. В ушах звенело. Черная туча закрыла солнце, запачкав голубое небо.

Чес поднялся на колено и смеялся. Я видел его перекошенный рот.

– Сволочь, – тихо сказал я. Передо мной расстилалась трава, тропа манила свободой. Дельный и Унылый, не ожидая такого поворота сюжета, замерли в двадцати метрах. Они не смогут помешать моему побегу.

– Сволочь! – закричал я. Вскочил и побежал. Чес, смеясь, вытащил пистолет из-за ремня. Он радовался смерти военных. Король преступного мира!

Я же подлетел к нему и ударом кулака стер улыбку с его лица.

Злость. Меня так даже Баранов не бесил своей тупостью, как этот недоносок. Подлая тварь, бьющая в спину. Я попал хорошо. Он, не ожидая от меня такого действия, пропустил удар. Хоть и пытался уклониться, кулак заехал ему в скулу. Я размахнулся, стараясь добавить, но не успел. Удар в солнышко, так во дворе называли попадание в солнечное сплетение. Толстые нити нервов, сплетенные в пучке, перемычка между грудью и животом. Я аж ослеп на секунду от его удара и пропустил следующий в печень. Больно! Ярость горела во мне, требовала выхода. Убить тварь! Повис на его руке, стараясь добраться до пистолета.

На краю периферического зрения заметил движение. Все происходило слишком быстро. Я не успевал за событиями. Без нормального сна, без нормальной еды, только на силе воли… И на злости.

Я успел. Мозг еще не осознал, а решение уже принято. Я упал в ноги бандиту, стараясь слиться с землей. Чес, довольный победой, замер.

В этот момент солдатик начал стрелять. Не знаю, как он выжил, как хватило сил? Вместо руки – обрубок, из которого хлестала кровь. Я всегда думал, так делают только в дешевых фильмах. Лицо я не разглядел, но однозначно, что порванное, как остальное тело. Солдатик стрелял из автомата. Ствол водило, то в небо с черной тучей, то в грунтовку, выбивая фонтанчики земли. Он стрелял, исполняя свой долг, не давая сталкерам и бандитам перейти рубеж. Стрелял, понимая, что это последний поступок в его жизни.

Чес успел развернуться к солдату, вскинул пистолет и… Упал на спину. Пули попали в бронежилет, отлетели и зарылись в землю. Рикошет сегодня был за нас.

Это оказался последний кусок удачи солдатика. Он судорожно давил на спусковой крючок, но закончились дурные патроны. Он шел к нам неестественно, как на ходулях. Каски на нем уже не было, и я разглядел скальпированную рану. Кровь заливала лицо и шею. Из обрубка торчала белая кость, на фоне которой даже сахар бы показался серым.

Чес поднялся и направился к солдату. Вскинул пистолет, и раздались выстрелы. После беспрерывной автоматной очереди, они мне показались ударами молотка. С каждым ударом забивался гвоздь в крышку гроба молодого бойца.

После очередного выстрела Чес все же попал, и солдат рухнул. Не как показывают в фильмах, а безжизненным мешком. Говорят, электричеством в мозгу можно зажечь лампочку. У него она погасла.

Чес не останавливался, продолжал тратить патроны, пока они не закончились. Пора сваливать, я сначала пополз, потом поднялся и успел к дереву. Кто-то, тяжело пыхтя, ударил меня в спину. Я налетел на тополь, обхватил его, как родного.

– Не упал, – прошептал я. Хотя о жесткую кору сильно поцарапал лицо. Борода помогла.

– Гык, – послышался знакомый сопливый голос.

Последовал удар по спине. Идиот даже не знает, где почки, зато попал по ребрам. Боль! Я развернулся и махнул в его сторону, пытаясь попасть в подбородок.

– Не, не, снова не выйдет, – сказал грузный, наставляя на меня ружье, – двигай к мосту.

Шатаясь, как будто выпил бутылку виски, я возвращался на исходную точку. В голове только одна мысль – теперь точно прибьют.

Дельный отчаянно жестикулировал. Чес отвечал, потом сунул ему пистолет, взамен выхватил автомат и направился за трубу. Раздались выстрелы.

– Контрольные, по другому уроду, – сказал Унылый.

– Сам ты урод. Моральный, – огрызнулся я. Стало жаль, что погибший солдатик не может ответить сам за себя.

– Ты мне поговори! – пригрозил он.

Однако бить не стал. Бояться что ли начал.

Небо стало затягивать темными облаками, будто оно обиделись, что в такую хорошую погоду пролили кровь. Под порывами ветра скрипел вагон над нашими головами. Мне показалось, он еще сильнее накренился, хотя куда более – я не знал. Мы завернули за трубу. Теперь точно изобьют до смерти. Апатия мне нашептывала опустить руки, перестать бороться и принять побои.

– Пшла прочь, – просипел я.

Нет, я еще не сказал крайнего слова. Сейчас снова накинусь на бандита!

Бандит Чес, с гримасой боли на лице, стаскивал бронежилет. Рядом валялся плащ и животом вниз разорванный сержант. Даже после внезапной смерти, его не оставили в покое, а расстреляли.