Борис Миловзоров - Гроздья миров (СИ)

— Здешнего хозяина, — в тон его вопросу ответил Смит.

— Увижу, передам, что ты его ищешь.

Они уставились друг на друга и дружно рассмеялись.

— Джон, только не говори, что я мальчишка!

— Хорошо, не буду, — они успокоились. — Я вот что тебе скажу, Георг, твой путь не случайно через воду идет!

— Да? И какова же твоя версия?

— Температура и кислород, вот ответ, я…

Проквуст громко хлопнул себя по лбу.

— Джон, умоляю, не продолжай, я все понял. И как я раньше сам не догадался?! Вода ведет меня туда, где я смогу жить!

— Вот именно!

— Значит, круг поисков сужается!

— Не спеши радоваться, друг мой, думаю, что твой круг поисков совсем узкий.

— Почему же?

— Георг, я много размышлял над тем, как легко ты нашел новую Ирию и пришел к выводу, что не ты себя ведешь, а твои мысли. Ты ведь думал о Бенни, когда…

— Брось, Джон, — перебил его Георг. — Когда я вошел в воду, у меня была только одна мысль: найти жену и сына, а попал сюда.

— Да, похоже, ты прав. Но все равно, слишком уж точно ты заявился на Ирию. Неспроста это!

— Джон, ты хочешь сказать, что меня ведет сам здешний творец?

— Может быть, и такая версия имеет место, но вряд ли.

— Почему же?! Разве он не бог здесь?

— Здесь да.

— Так бог или не бог?

— Георг, ну, посуди сам. Представь, что ты создал игру, в которую все играют, но правила знаешь только ты.

— Ну, допустим, хотя здесь можно…

— А вот этого не надо.

— Хорошо.

— Спасибо. Этого условия достаточно, чтобы тебя считать в этой игре богом, но только в этой!

— А, вот ты о чем! То есть творец миров здесь творец и распорядитель, только над ним есть кое-кто покруче.

— Вот именно!

Повисла тишина. Георг присел на кровать, с удивлением вдруг ощутив в себе грусть и опустошенность. Его губы еще улыбались, а душа скорбела о чем-то. Он растерянно поднял взгляд на внимательно наблюдающего за ним Смита, и наткнулся на глаза, окруженные мудрыми морщинами, поражающие глубиной понимания и участием. Проквуст виновато улыбнулся.

— Джон, кажется, я захандрил.

— Вижу, и, кажется, догадываюсь о причине.

Проквуст удивленно округлил глаза.

— Адамс, — коротко сказал Смит.

— Что, Адамс?

— Я тоже его вспомнил и теперь он другой.

— Точно! Я смотрю на него — он, слушаю — не он. Мне грустно от этого, словно дорогого друга потерял.

— Ну, не надо так категорично. Я думаю, Бенни еще изменится.

— Да?

— Георг, только не надо надеяться, что он вновь превратиться в умудренного жизнью благородного Монаха.

— Но почему?!

— Ты же сам рассказывал, что он залез в информационное поле арианцев. Помнишь, когда на твоей родной Ирии я тебя сопровождал в подобное путешествие, ты три недели в коме отлеживался?

— Да, — еле слышно ответил Проквуст, чувствуя, как холодеет душа от дурного предчувствия. — Но с Бенни ничего подобного не случилось!

— Вот это меня и пугает. Как бы он не был силен, он не смог подчинить полученное знание и оно стало его частью. Изменило его.

— Он подхватил холод души арианцев.

— Не знаю, можно ли так сказать, скорее всего, все гораздо сложнее. Бенни остался человеком, но его характер, образ мыслей поменялись. Это неизбежно и, скорее всего, необратимо.

— Жаль.

— Жаль.

— Джон, но ведь Бенни уничтожил черный кристалл и пожертвовал при этом своим даром! Разве можно говорить, что он стал прагматичным и беспринципным арианцем?!

— Как знать, Георг. Ты ведь не знаешь, как еще в начале своей борьбы твой бывший друг, не задумываясь, сотнями убивал своих врагов.

— Убивал?!

— Да. Впрочем, другого выхода у него не было, так уж всё сложилось. К тому же потом он смягчился.

— Джон, неужели Бенни убивал людей? У меня сердце льдом покрылось, я боюсь теперь с ним встречаться!

— И напрасно, — спокойно заметил Смит, продолжая напряженно размышлять. — Нет, Бенни не стал арианцем. — Он задумчиво потер лоб. — Скорее здесь нечто другое. Раньше он был добрым и бескорыстным. Можно так сказать?

— Да! И еще он был мудрым.

— Видимо не вполне, раз полез в самое пекло. Так вот, по-моему, он стал ближе к обычному человеку.

— Извини, Джон, я не понял.

— Георг, если сироп разбавить водой, что получится?

— Разбавленный сироп, наверное?

— Зря иронизируешь, Георг. На самом деле ты прямо в точку попал. Бенни не перестал быть человеком, его просто арианской водицей разбавили. Весь вопрос, насколько. Понимаешь?

— Да, теперь понимаю.

Они грустно помолчали. Смит встал.

— Извини, Георг, но мне пора идти. Дела, — Смит встал и направился к двери.

— Стой!, — крикнул Проквуст. Он вскочил с кровати, подбежал к Смиту и обнял.

— Что с тобой, Георг, ты никак прощаешься?!

— Да, Джон, прощаюсь. Пока не найду свою семью, нет мне покоя. Я еще вернусь. Ты веришь?

Смит с улыбкой посмотрел на него.

— Верю, друг мой, верю. В тебя верю, — Смит приоткрыл дверь и обернулся. — Так ты не забудь: как встретишь здешнего творца, передай, что я его ищу.

— Ладно, передам, — Проквуст широко улыбнулся и помахал рукой.

— Жду тебя к завтраку, друг мой. — Улыбнулся Смит и вышел.

Бенни смотрел на едва колеблющуюся ткань балдахина. Теплый летний ветерок нес ночную прохладу, рядом сладко посапывала любимая женщина. В соседней комнате также сладко спал его сын, наследник императорского трона. Чего еще ему желать, поднявшемуся волею судеб с самого дна социальной пропасти Новой Цивилизации, обретшему неведомым промыслом божьим невиданную силу, которой он смёл с лица родной планеты черноту и зло? Что же так гложет его?! Адамс вздохнул, ночь еще не кончилась, но он уже не заснет. Он осторожно, чтобы не разбудить спящую супругу, поднялся с кровати, накинул халат. Мысли занимал последний визит Смита в его сон. Кого он притащил с собой? Не то Георг, не то Гора. Незнакомец никак не давал покоя. Его наглая самоуверенность вызывала раздражение и ревность, и в тоже время одновременно его облик звал к себе, нет, взывал к нему, Бенни Адамсу: вспомни меня, вспомни! Что сталось с его памятью? Или просто разум шалит после непрошенного визита полоумного старика церковника? Может, он ему слишком много воли дал? Ха, дал! Он его и раньше не спрашивал, а теперь, когда его силы ушли, и подавно слушать не станет. Бенни почувствовал, как поднимается из глубины гнев и ненависть, его бесила мысль, что кто-то владеет его тайной и может использовать ее для шантажа. Если он настоящий правитель, он должен, нет, обязан, устранить подобную опасность! В недрах социального института есть много возможностей найти хорошего исполнителя. Харман ему намекал… Господи, о чем это я?! Неужели я превратился в чудовище? Или я и был таким? Но сердце, горестно ноя, подсказывало, нет, не был, вспомни!