Борис Миловзоров - Точка бифуркации

— Что это, Станислав Львович?, — Шепотом спросила Елена.

— Это трещина под крестом, по которой в глубину камня текла кровь Христова!, — Он перекрестился.

Проквуст тоже перекрестился и подался вперед. К стеклу невозможно было пройти из-за невысокой оградки, но он перешагнул ее, и возложил на стекло ладони. Колени подломились, а в ладони впились иголки необъятной энергетики, затаенной внутри скалы. Она текла в него через толстое стекло, заполняя опустевшую душу, вытесняя прочь сомнения и страх.

— Георг!, — Елена испуганно вскрикнула. — Что ты делаешь?! Немедленно вылезай! Нас же выставят отсюда!

Проквуст растерянно оглянулся и вдруг встретился с глазами черноволосого, смуглого священника. Тот пристально смотрел на него, потом вдруг издали перекрестил и ушел. Георг вылез из-за оградки, выскочил в коридор, но священника нигде не было видно. Что это было, поразительное понимание, благословение или кто, почему ничего не сказал? Он положил руку на плечо жены.

— Устал?

— Нет. — Ответил Георг, а потом помолчал и добавил. — Слово усталость сюда не подходит, а других слов найти не могу.

— Крепитесь, мой друг, нам надо пройти полный круг!, — Вмешался Пилевич.

Они обошли храм по кругу, мимо древних, едва различимых икон, спустились по ступеням под нависшие скальные своды.

— Здесь, на Голгофе раньше было кладбище, где евреи выдалбливали для своих семейных покойников пещеру, так называемый, гроб. В них укладывали покойника на сто дней. Если появлялись два или более мертвых тела, пещера удлинялась. — Рассказывал Пилевич.

— Станислав Львович, а что было через сто дней?

— На кладбищах служили специальные люди, называемые садовниками. Через сто дней они входили в гроб и разделывали разложившийся труп. Гнилое мясо выкидывали, а косточки складывали одну к одной и хоронили уже навечно. После этого пещера была готова принимать следующего покойника.

— Фу! Как мерзко!

— Леночка, тогда это было нормой.

— Станислав Львович, а почему вы рассказываете нам это здесь?, — Спросил Проквуст, постепенно приходящий в себя в благодатной прохладе зала.

— Терпение, мой друг, сейчас все поймете. Как вы заметили, в Израиле жарко.

— Очень жарко. — Вздохнула Елена и улыбнулась.

— И так было всегда. Вода была огромной ценностью, особенно знойным летом, поэтому ее запасали в сезоны дождей. Иерусалим копил воду в каменных цистернах, куда устремлялась дождевая вода со всех крыш города. Цистерны выдалбливали в глубинах окружающих скал. Примерно через триста лет после Христа, а может и позже, дошла очередь до этой горы. Здесь уже никого не хоронили. То, что вы видите, — Пилевич обвел рукой зал, — остатки одной из таких цистерн. Смотрите, вон там следы каменотесов.

— Да, видим. — Качнула головой увлеченная рассказом Елена.

— Никто не знает, на что наткнулись каменотесы: на расщелину, старую пещеру или древнюю цистерну, но, работая по расширению этой, они наткнулись на деревянный крест со следами крови. Легенда гласит, что он был животворящим.

— В каком смысле?

— В прямом, Георг, он воскрешал покойников, открывал очи ослепшим, проказных делал здоровыми.

— И где же этот крест?

— Увы. — Пилевич развел руками. — Крест утерян в веках, зато осталось это святое место. — Кстати, сколько времени?

— Девятый час.

— Спасибо, Леночка. Думаю. Вы еще вернетесь сюда сами, без меня, а сегодня нам с вами предстоит еще одно важное поклонение.

Они вернулись в храм и прошли к гробнице Иисуса. Она меньше всего была похожа на склеп и представляла собой маленький храм в храме. Около входа змеиным зигзагом стояла очередь туристов — паломников.

— Да-а!, — Протянул разочарованно Станислав Львович. — А я рассчитывал, что народ схлынет.

— А что там внутри?

— Там, Леночка, лежит камень, на котором Христос воскрес и стал Богом.

— Простите, Станислав Львович, но вот вы говорите, что бог умер, потом стал богом, несуразица какая-то получается!

— Это вы верно подметили, Георг, но ведь я не священник, всех канонов не знаю, говорю, что чувствую.

— Простите.

— Да, ничего страшного, я не в обиде, главное, чтобы нас Господь прощал. — Пилевич задумчиво потер подбородок. — Сегодня нам туда не попасть. Идите за мной.

— Скажите, Станислав Львович, а это действительно тот камень?

— Елена!, — Пилевич остановился и окинул ее строгим взглядом. — Да. Как же вы можете такое спрашивать?! Вы же христианка! Разве вам нужны доказательства, а как же вера? Вот вы без меня потом сходите на могилу Давида. Она находится в синагоге, евреи туда пускают всех желающих. Есть он там, он ли там? Этот вопрос кощунственен для любого верующего. Так же как, например, место успения богородицы. Надеюсь, вы там тоже побываете. Да, к чему это я? Ах, да! Над могилой Давида находится комната, в которой происходила тайная вечеря.

— Но ведь Иерусалим после Христа неоднократно разрушался и перестраивался?!

— Совершенно верно, Георг, в том то все и дело! Стены Иерусалима падали, а место осталось! Веришь?

— Верю!

— Правильно, Георг!, — Пилевич улыбнулся, потом тронул рукой потемневшие от времени и копоти бесчисленных свечей стены. — Говорят, что гробница Иисуса, когда-то была передвинута язычником Адрианом, но камень в ней самый настоящий! На нем лежал человек, а встал с него Бог. А теперь я поведу вас, Георг, к торцу этого камня.

Они зашли за угол и увидели огороженный участок стены, рядом с которым стоял монах. Туристов здесь не было.

— Нагнитесь, Георг. Видите, из стены торчит плита? Это и есть камень воскресения.

Проквуст встал на колени и пополз к камню. Он приложил к нему руки и почувствовал, как ладони закололи сотни крохотных иголочек. От них в него хлынула упругая волна, скрутила его у основания позвоночника, прошлась по телу жгучим ознобом. Но он рук не отрывал, держал их, пока они вдруг не онемели и он ткнулся в каменный срез лбом. Кое-как он выполз назад и почувствовал помощь могучих рук. Это монах легко и непринужденно поставил его на ноги, посмотрел ему в глаза чистым взглядом и доброжелательно улыбнулся. Пилевич вынул из кармана сто долларовую бумажку и опустил в щель ящика для пожертвований, перекрестился, потом взял под руки Георга, едва держащегося на ногах.

— Все, мой друг, — ласково ворковал он ему над ухом, — а теперь домой, спать, и видеть чудесные сны.

— Господи, да ты же разбил лоб до крови!, — Словно сквозь вату услышал он волнующийся голос жены и почувствовал на лице ее руки.

— Не волнуйтесь, Леночка, пустяки…

Проквуст не помнил, как они добирались до машины. Он лишь тупо переставлял тяжелые ноги. В джип его как перышко вскинул охранник, а потом также легко чуть ли не донес до номера. Елена с Пилевичем уселись пить чай, а Георг уснул, едва закрыл глаза. На него тут же нахлынули странные бессвязные сны. Искры, цветные узоры, яркие сполохи мелькали под веками, выметая из него тьму, он видел это, но знал, что спит.