Алина Лис - Маг и его кошка

Он уткнулся спиной в дверь и совсем сник:

– Чего ты хочешь?

Знать бы еще, чего я должен от него хотеть.

– Того же, что и раньше.

– Я не успел! Мне нужна отсрочка.

– Мне кажется, у тебя было достаточно времени.

– У меня только половина. Я не знал, что ты придешь сегодня, Просперо.

– Хорошо. Сегодня отдашь половину. – Он расслабился и даже позволил себе улыбку, когда я припечатал: – И через неделю еще два раза по столько.

Вот теперь он возмутился:

– Так нечестно! У меня просто нет таких денег!

Тю, вся драма из-за банальных денег. Я надеялся на что-то более интересное.

– Значит, достань их.

– Ты сильно ошибаешься, – с непонятной угрозой в голосе произнес Найтвуд. – Мы получаем не так уж и много. И надо платить посредникам…

– Это должно меня волновать? – наугад спросил я. Судя по реакции, снова попал в цель, потому что он заныл, что я выкручиваю ему руки, оставляю без штанов и вообще слишком жесток.

Я выслушал эту комедию со скептичной улыбкой, не пытаясь давить или спорить, потому что не знал, о чем идет речь. Мое молчание нервировало культиста куда сильней любых слов.

– …Двое-трое в месяц, не больше. И не за всякий товар дают хорошую цену.

Я пожал плечами:

– Значит, надо больше товара.

– Где взять столько изгнанников?!

Я поперхнулся и закашлялся в попытке скрыть выражение лица. Иначе у Найтвуда могли родиться закономерные подозрения.

Намеки на протяжении разговора и то, что я видел в подземелье, разом сложились, как части единой головоломки. У Исы есть такая – осколки разноцветного льда. Вообще предполагается, что из нее составляешь возвышенное изречение – одну из так любимых девами бесполезных, глубокомысленных цитат про Жизнь, Смерть и Предназначение, но у меня, когда я взялся собирать, получилась непристойность. Княгиня сначала возмутилась, а потом сказала, что ничего иного от меня и не ждала.

Вот и сейчас подсунутая жизнью головоломка складывалась во всем известное слово и не менее известный эпитет к нему.

Почти не сомневаясь, о чем идет речь, я предложил:

– Найди более щедрого покупателя.

– Легко сказать «найди». Мамаша Джунне дает лучшую цену в Рондомионе.

– Неужели в этом городе больше никому не нужны фэйри?

Он шикнул:

– «Товар», Просперо! Мы говорим «товар».

– А те трое, в клетках?

С этим вопросом я дал маху. Найтвуд смерил меня подозрительным взглядом и недоверчиво спросил:

– Ты хочешь, чтобы я предложил Мамаше Джунне бешеную сучку? Или… это, – он содрогнулся. – А монгрел слишком невзрачен для Арены. Кому нужны отбросы?

Я цинично скривился:

– Нам.

– Лорду-командору разве что, – он засмеялся, приглашая присоединиться, но я не стал. Больше всего хотелось завершить этот разговор и вымыть руку, которую я протягивал для рукопожатия. С мылом.

– Так что насчет денег?

Он отдал мне кошелек. Довольно увесистый. Я добросовестно пересчитал монеты – показалось, что Гарутти поступил бы подобным образом. Пятнадцать серебряных солидов.

Вся интрига прослеживалась, не хватало лишь мелких деталей. Культисты ловили фэйри-изгнанников для своих целей. Найтвуд обкрадывал Орден, продавая часть пленников на сторону. На Арену – любопытно, с каких пор Рондомион перенял у Разенны традицию поединков на потеху толпе? И, судя по «Мамаше Джунне», в бордель.

Покойный мейстер вместе с неизвестным и тоже покойным «доктором» раскопал информацию о делишках Найтвуда и шантажировал жуликоватого собрата по Ордену. За что и поплатился жизнью.

Банальная, в сущности, история. История подлости и жажды наживы, она затрагивала культистов лишь краешком. Вопрос – для каких целей фэйри потребовались Ордену – куда как любопытней.

Перед уходом я прихватил скрижаль с руническим заклинанием.

Франческа

Я сижу в четырех стенах и, хоть на окнах нет решеток, а на двери – замков, чувствую себя пленницей. Кандалы не извне, они внутри.

Маг торопливо завтракает и убегает, а я остаюсь, как позабытая игрушка.

Это его месть за розыгрыш? Для того он забрал меня из Рино? Чтобы сделать своей игрушкой?

Если так, то я не оправдала ожиданий. У него никак не получается играть со мной.

Я решила не заговаривать со своим тюремщиком, и пока получается. Когда он пытается о чем-то спрашивать, отвечаю односложно и равнодушно. Порой мне кажется, что его это задевает, и тогда я с трудом сдерживаю улыбку мстительной радости.

Мгновения торжества – и долгие часы одиночества после. Стоит ли того радость?

Мне плохо.

Так плохо, что я добровольно убираюсь на этаже, а не только в часовой комнате.

Что угодно, лишь бы не думать.

Лишь бы не вспоминать.

Черный пепел над Кастелло ди Нава. Слова отца. Ужас насилия. Кинжал в руках, яростная, согревающая ненависть и соленый вкус на губах – кровь врага.

И снова насилие – только уже над моей душой. Ошейник, который нельзя снять, – символ рабства.

Не думать не получается. Уборка не спасает, она занимает только руки. Тоска, беспокойство – нервное и злое – грызет изнутри, не дает забыться, не дает читать, не дает думать о чем-то одном долго…

Иногда мне снится, как я убиваю. Насильников, отца или моего хозяина. Чувствую кровь на руках – липкую, алую. Миг ликования, а потом страх перед содеянным. И перед собственной радостью.

Что со мной происходит?

Я измучилась, я так устала от этой ненависти, от холода отчуждения, от безделья.

Устала быть жертвой.

Обыск в библиотеке не дал ничего, кроме пыли с паутиной на подоле и рукавах и горечи разочарования. Так рассердилась, что привела в негодный вид свое последнее относительно чистое платье, словами не передать. Я даже забыла, что сама – всего лишь рабыня и пленница. Вызвала и отругала прислугу, совсем как раньше, в доме отца. Сразу всех, не разбираясь, кто виноват.

Элвин слишком их распустил. Как бы я ни ненавидела мага, это не повод спускать его слугам подобную недобросовестность.

Мне пришлось стать хозяйкой Кастелло ди Нава сразу после смерти Лукреции. Четырнадцать лет, а по виду и того младше. Понятно, что поначалу прислуга смеялась над такой госпожой.

Поначалу.

Ставить слуг на место я умею.

Собрав всех брауни, я дала волю гневу, и стало легче. Пусть прихоть злого чародея низвела меня до уровня игрушки и служанки, я останусь леди и дочерью герцога, если сама не позабуду об этом. Быть может, Элвину нравится жить в хлеву, но я привыкла к совсем иной обстановке. И если маг ничего не желает делать, я и сама справлюсь.

Что вообще мужчины понимают в хозяйстве?

Так я самовольно назначила себя хозяйкой чужого дома.

С делом легче. Мысли – беспокойные, тяжелые, злые – отступили. Попрятались воспоминания.