Константин Волков - Из блокады [СИ]

Шагов через пятьдесят Партизан разрешил отдохнуть. Мы обтёрли от ила перепачканные ступни. Подул прохладный ветерок, и от духоты, изнурявшей в лесу, остались лишь воспоминания. Я надел штаны, а куртку, наоборот, снял - пусть ветер просушит мокрое от пота тело.

Молча - разговаривать было лень - перекусили. Савка замычал незнакомый или не узнанный мной мотивчик - ему для счастья, много не надо.

Я лениво дожевал холодный кусок мяса, и вновь ощутил неладное: началась мелкая внутренняя дрожь, опять заскреблась льдинка. Чуть отдохнул, расслабился - она тут как тут! Я прилёг, закинув руки за голову. В бездонном небе сереют облака, на чахлых деревцах шуршат листочки, а на душе вновь мутно. Эх, жизнь горемычная...

- Что-то замёрз я, - Партизан потянулся так, что захрустели суставы. - Хочется нутро прогреть. Кто-нибудь, сходите до тех деревьев, может, наберёте сушняка. Чаёк организуем.

И то верно, неплохо бы горяченького попить. Но топать за дровами не хочется, лучше отдохнуть. Антон с Савкой взяли топоры. Идите, если силы девать некуда, опять же, Савкино мычание порядком раздражает. Пусть он где-нибудь там поёт...

Букашка уселась на лоб, ползёт-щекочет. Я смахнул её. Как же, оказывается, уютно лежать во мху. Не вставал бы!

- Партизан, - лениво поинтересовался Леший. - А что, если, там, за болотом тоже люди живут, а мы про них не знаем. Скажи, может быть, или не может? Вдруг, они - как мы? Глядишь, повстречаемся.

- Не приведи господь! - ответил Сашка. - От своих не знаешь, чего ждать.

- И то верно, - согласился Партизан. - Что-то ты, Лёха, размечтался. Где там жить? Посёлков нету! А чужаков уж лет десять никто не видел.

И вовсе не десять, а семь. Точно семь. Уж я-то не забыл! Это потом начались дожди, а в то лето солнечные дни были не в диковинку.

* * *

На траве, на листьях шиповника и на плоских белых камешках, разбросанных вокруг, искрится роса. Жужжат насекомые. Пахнет цветами и травами.

Я за Оградой. Рядом лес, и там копошатся люди: штрафники валят деревья, обтёсывают стволы и волокут брёвна. Частокол зияет щелями. Столбы повалены и переломлены, торчат в раскорячку. Плотники заделывают бреши. Ночью приходили твари, днём Посёлок зализывает раны.

Мне тринадцать, и меня иногда берут в охранение, а сегодня доверили настоящее оружие - самострел. Таким не повоюешь, но воевать я и не собираюсь. Война для взрослых, а моя задача - смотреть. Если возникнет угроза, предупрежу людей и вместе с ними уйду за Ограду. У опушки - десяток дружинников. За деревьями притаились лесники. Я меж Посёлком и лесом - стою на холмике и добросовестно верчу головой. Главное, не забывать следить за небом.

Я понимаю: пользы от меня немного, и место, где я стою, не считается опасным. Смущает неглубокий овражек, заросший колючими, в нежно-розовых цветах, кустами шиповника. За этим овражком и надо смотреть. Крупная тварь по нему не проберётся, а всё же...

Откуда ни возьмись - большая стрекоза, ей вздумалось передохнуть на кончике стрелы, торчащей из заряженного самострела - посиди, не жалко. Затрещал кузнечик. На камешек забралась ящерка. В клевере гудят шмели.

Показалось, или на самом деле куст шиповника подозрительно колыхнулся? Наверное, это ветерок потрепал листву ... опять... нужно проверить.

Осторожно, выставив перед собой самострел, я приближаюсь к привлекшему внимание кусту. Вот и овражек; опустившись на корточки, я сверху осматриваю заросли. Ничего подозрительного, лишь басовитое гудение шмелей и пчёл. Я продираюсь сквозь шиповник, и оказываюсь на дне. Конечно, и здесь никого, А жаль. Вот бы...

Выпрямившись, я ощущаю - острое и твёрдое царапнуло спину. Сначала я даже не испугался, мало ли? Ветка зацепила. Показалось, я уловил сдерживаемое дыхание, тогда и понял - сзади кто-то есть. Это не наши, значит... что значит? Я в овражке; меня не видно, никто не поможет. Что же делать?

Я медленно, очень медленно поворачиваюсь. Передо мной... человек? Какой-то неправильный человек - невысокий, ниже меня, и жутко худой. Тощие ноги в бугорках мускулов, костлявые руки перевиты мышцами, словно верёвками. А тело прикрыто накидкой, сплетённой из грубых растительных волокон. Пришла догадка: это - чужак. У него длинные, спутанные волосы, на теле - будто слой жирной грязи. Стоит создание в странной неудобной позе. Одна нога согнута в колене, вторая отведена вбок. Сутулая спина, тело скособочено, в руке у чужака копьё. Большой и ржавый кусок заострённого металла примотан к сучковатой палке, наконечник упирается мне в живот. И почему-то нет сомнений - если чужак захочет, ему понадобится доля секунды, чтобы намотать мои кишки на своё нелепое оружие. Странный человек сверкает белками глаз, рот превращается в оскал. Меня удивляют зубы - белые и ровные. Сделав неуверенное движение губами, чужак выдавливает слова:

- Е-да давай.

И угрожающие тычет копьём. Ух, больно же! Куртка распорота, на животе появилась неглубокая царапинка.

- Одеж-да давай.

Ещё один тычок.

- Оружи-е давай.

Обошлось без тычков. Я киваю и говорю:

- Нет еды. Сейчас принесу.

Оскал, тихое рычание.

- Не ходи, давай еду.

На глаза наворачиваются слёзы, я понимаю - это всерьёз, если не послушаюсь, меня убьют. Я готов отдать одежду и даже оружие, но у меня нет еды. Я говорю:

- Возьми, вот.

Медленно, очень медленно, я подаю чужаку самострел. Дикарь растерянно косится на оружие, потом на меня, рука нерешительно тянется к самострелу. Теперь некогда бояться. Слегка довернув запястье, я жму на спуск. Одновременно - разворот, свободная рука перехватывает копьё, отводит его в сторону. В упор трудно промахнуться, но этот выстрел получился отменным - точно в левый глаз! Копьё остаётся у меня в руке, а чужак валится на спину. Его пальцы скребут по лицу, хватают оперение стрелы, пятки колотят по земле. Как просто - даже не верится!

Выскочив из овражка, я машу руками. Дружинники заметили мои сигналы, трое спешат на помощь. Тогда ещё живой Ермоленко спрашивает:

- Чего звал-то?

- Вон там, - говорю, - посмотри.

Дружинник лезет в овражек. Из кустов раздаётся удивлённый возглас. Подтягиваются любопытные.

Щуплое тельце за волосы выволокли из зарослей, ну краю овражка собрались люди. Смотрят, обсуждают.

- Молодец, Олежка, такого чёрта завалил!

- Боец вырос!

- Загнал точно в глаз! Меток, хлопчик!

Лесники шуршат по кустам, Ермоленко заявляет:

- Ночью прокрался, устроил засаду. Пришил бы кого-нибудь, и по оврагу в лес. Ищи потом ветра в поле.

- Я думал, они все передохли, - говорит кто-то из штрафников, он за моей спиной, и я не вижу, кто это.

- Видать, не все. Человек такая скотина, что хуже таракана, ко всему привыкает. Этот, вон, молодой ещё. Кроме леса ничего в жизни не знал.