Константин Волков - Из блокады [СИ]

Позади осталась торчащая над поверхностью озера крыша одинокой затопленной избушки. Мох больше не пружинил под ногами, мы ступали по настоящей траве, растущей из твёрдой земли. Берёзки выпрямились; белые стволы засияли в косых лучах предвечернего солнца. Уже и болото по правую руку обернулось тростниковыми зарослями, и деревья в том лесу вполне здоровые, их не душат пряди вонючего мха. Озеро затянулось камышом: сначала попадались отдельные маленькие островки, а потом началась сплошная - от берега до берега - стена высокой, выше моего роста, озёрной травы.

На той стороне, за камышом - деревья. Непонятные они: чёрные, растопыренные, и закутанные в белёсое покрывало. Нехороший лес, это и без всякого лесниковского чутья видно.

- Здесь попробуем, - сказал Партизан. - Крупной рыбе в камыше тесно, а мы пролезем.

Упругие стебли ломались и приминались неохотно, кое-где сквозь упрямую траву можно было только прорубиться. И всё же мы оказались на берегу, рядом с чёрным лесом. Издали он выглядел странно, а вблизи вовсе пугал - отвратительный, как иссохший труп, и такой же мёртвый. Голые стволы торчат из обнажённой, укрытой лишь перегнившей прошлогодней листвой, земли. Кажется, деревья облизал огонь. Только не горел этот лес, с ним приключилась иная беда. То, что издали смотрелось покрывалом, оказалось густой паутиной. Белёсый саван укутал голые стволы. Он, будто живой, от едва заметного ветерка колыхался волнами, натягивался и опадал. Белые клочья плавали в воздухе и улетали прочь. Хозяев паутины пока не видно. И хорошо, не хочется выяснять, что за пауки облюбовали рощицу. То есть, может, Архип и хотел бы их изучить, так он профессор, у него мозги устроены по-особенному. А мы - обычные люди. Мы пошли в обход, краешком, по бережку, и дальше на восток. Пошли быстро! Потому что дозиметр на попытки приблизиться к деревьям среагировал очень нервно.

Когда Паучий лес остался позади, а вместо стены камыша вновь заблестела водная гладь, мы решили устраиваться на ночлег; дело-то к вечеру. На бережку развели костёр. Пока готовился ужин, мы изо мха, веток, да листьев устроили ложа. Уснуть, несмотря на усталость, не получилось; я ворочался, думки разные в голове крутились, сначала про Антона, а потом про Пасюка. Сон не шёл.

- Партизан, - я пододвинулся к костру, - Не спится мне. Давай, я подежурю?

- Нет уж. Если не спится, посиди у огня, бока погрей, - ответил Партизан, скармливая огню очередную порцию веток. - А я смену отсижу, и на боковую. Утомился что-то.

Костёр шипел и плевался; сырые дрова горели неохотно, густой дым разостлался над водой. За деревьями сгустилась тьма, иногда в озере кто-то плескался и булькал, горланили лягушки. День выдался нелёгкий, но парням не спалось; лишь Савелий тяжело похрапывал и всхлипывал во сне.

Профессор в очередной раз одолжился куревом.

- Хорошо, - засипел Архип, когда прокашлялся. - Вечерок-то, как раньше. Бывало, приедешь на Волгу, сядешь на берегу, костерок горит, уха булькает. Разложишь снасти, рыбку ловишь. Красота!

- Да, - подхватил Сашка, - рыбачишь себе. Палатка. Шашлык. Все дела. Девочки салатики режут, друзья водку разливают.

- Бабы, водка... - передразнил профессор, - и без них неплохо...

- Неплохо, - вздохнув, согласился Сашка, - а с ними и вовсе хорошо. О чём это мы? Может, и Волги никакой давно нет. Хотя, с другой стороны, что ей сделается, река, она и в Африке река... А скажи, профессор, какие в Волге рыбки плавают? Не знаешь, можно там сейчас рыбачить?

- Что хорошего в этой рыбалке? Натаскал карасиков, да кошке скормил, забава для пацанов, - сказал Партизан. - Мне больше футбол нравился. Футбол, я вам скажу... это футбол! Сам я лесничил в этих краях, но, бывало, в город на матчи ездил. Так наорёшься - три дня хрипишь.

- Футбол и я смотрел, - вздохнул профессор, - конечно, по телевизору.

- А я в него играл, - ответил Сашка. - Чего уж хорошего? И командочка была так себе, но по заграницам я тогда наездился. А ещё на юга. Знаете, какая "тачка" у меня была? Стоило бибикнуть, девки табунами сбегались. Падкие они на это дело, скажу я вам.

- Да я ваши крутые "бибики" на одном месте вертел, - заявил Леший. - Я их на своей "Ниве", как стоячих, делал.

- Ага, делал! - засмеялся Сашка. - Попался бы ты мне на долбаной "Ниве", посмотрел бы я, кто, кого и на чём повертел бы.

- А у меня "Лэнд Крузер" был, - сказал Архип. - Почти новый

- Не свисти. Студентики, что ли, набашляли? Темнишь темнила! Признавайся, откуда у тебя "Крузак"?

- Был, и всё.

- Ага, был, пока не конфисковали, - Леший ехидно засмеялся, - за него, верно, и срок мотал?

- И за него тоже. Какая разница? Я в тюрьме посидел, зато живой, а те, кто меня сажали - где сейчас? Вон как жизнь порешала...

Тягучий, переполненный тоской и отчаянием, вой разодрал тишину. Льдинка в очередной раз, лениво, будто задумавшись, стоит ли из-за такой ерунды, как чей-то душераздирающий крик шевелиться, царапнула по внутренностям. Я невольно втянул голову в плечи, руки зашарили по земле, пытаясь найти автомат - он, зараза, почему-то не находился. Вой донесся с другой стороны. Сашка вскочил, заозирался. Крикнули где-то вдали, еле слышно. И всё успокоилось, опять тишина, жужжание комаров да плеск воды.

- Не дёргайтесь, парни - ехидно сказал Леший. Он даже не обернулся. - Это птичка такая. Вроде куры, но поменьше. Крылья у неё прозрачные, как у нетопыря, и зубы во рту. Самец для своей бабы песни распевает. Тварь опасная, если ты лягуха или ящерка, а людям её бояться не стоит, потому как летун она хреновый, больше по деревьям лазает. Жаль, темно, а то бы выследили. Если на углях пожарить, получается вкуснятина. Вроде змеюки.

Ладно, если тварь не опасная, пусть себе кричит. Я пригрелся у огня, и вскоре меня одолел сон. Этой ночью, для разнообразия, снилось кое-что приятное, и немного личное. Поэтому, когда Савелий меня растормошил, я недовольно заворчал. Костёр еле теплился. Небо начало светлеть.

- Уже твоя очеледь, - виновато проговорил Савка.

Я подкинул в огонь немного веток. Ожило, взметнулось жадными язычками пламя. Красные блики заплясали на стволах деревьев, а тьма в гуще леса стала плотной, почти осязаемой. За болотами кто-то кричал. Там едва заметно полыхало призрачное зеленоватое зарево.

- Тебе всего-то час остался, - объяснил Савелий. - Потом будет светло. Тогда всех лазбуди, да?

- Да, - я сел спиной к огню, автомат на коленях, руки чувствуют успокаивающий холодок металла. Во тьме, за кругом света, который отбрасывает пламя, ничего не видно.

- Ты, главное, слушай, а если услышишь - Палтизана буди. Он лазбелётся. А хочешь, я с тобой посижу?

- Нет, - отказался я, - отдыхай.

Вскоре небо засветлело. Пора будить ребят. Я поднялся, чтобы размять затёкшие ноги. Немного дровишек в огонь, и...