Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— Я нашёл ещё три растяжки, Дальтр — одну. Могу точно сказать: их ставили хорошо обученные люди, но не так умело, как перед этим. Я предполагаю, что здесь была оставлена застава, которая снялась дней пять назад. Я это могу точно сказать, по состоянию деревяшек и самих гранат. Куда они ушли, я сказать не могу: прошедшие дожди давно смыли все следы. Можете смело двигаться дальше!

— Отсюда по прямой в двух с половиной милях расположена миссия, мы едем туда!

— Возьмите с собой Дальтра — он справится. — Я, пожалуй, останусь на мосту изучать его состояние, — сказал Джексен. — Заодно измерю уровень реки….

После десяти минут езды по петляющей дороге, грузовики подъехали к Ханипе и остановились на пригорке. Шеннон вылез из кабины под палящее полуденное солнце и стал оглядывать окрестности в бинокль. Атмосфера вокруг казалась напряжнной до крайности, воздух поднимался струйками, и все вокруг как бы шевелилось: дрожали близкие стены домов, извивались стройные стволы пальм, пошатывались дальние горы. Но это движение было мертвым и лишь подчеркивало страшную безжизненность окружающего. В этом мареве деревня смотрелась как хаотическое нагромождение построек и навесов, обнесенных полуразрушенной глинобитной оградой. Над всем этим высилась церковь с разрушенной часовней.

— Вот там, — показал Аб, прикрывая глаза от нестерпимо режущего света, — идёт тропа, которая напрямую выводит к мосту

Первым из людей, кого увидел Шеннон, был какой-то человек, сидевший у обочены прямо на комьях красной глины. Сквозь дыры в одежде светилось измученное тело — скелет, обтянутый темной, точно обугленной, кожей. Подобрав под себя грязные босые ноги и закрыв глаза, он обеими руками держал пыльную серую палку и медленно грыз ее. Он был красно-серым от пыли, крупные капли пота оставляли темные полосы на его опаленной коже. Издалека заметив грузовики, он замер, не выпуская добычи из серых, запекшихся губ.

— Что он там делает? — спросил Шеннон у подошедшего к нему доктора Мильтадеса, который не спеша взял бинокль и стал рассматривать этого субъекта.

— Кушает, — голос доктора был абсолютно спокоен, можно сказать, безмятежен. — Мне кажется, он ест высушенную змею.

— На таком солнцепеке?

— Насколько я понимаю, этот старик спрятался от соседей. Я здесь не первый раз и знаю местные нравы.

— Зачем?

— Боится, что отнимут. Пожрет и выйдет к своим. Здесь кормят либо больных, либо работников. Остальные перебиваются сами…

— Что же тут такое творится?

— Как? Вы не знаете, сэр? — по-прежнему спокойно произнёс доктор. — Правительство Кимбы решило ликвидировать миссию в Ханипе и два года назад перевело сюда и гипносерий, и кожно-венерический диспансер. Затем сюда стали отсылать всех хронических больных, а меня назначили его куратором после ого, как отсюда сбежал последний фельдшер….

— Первый раз слышу о гипносерии, — честно признался Шеннон.

— А, это! Бельгийское изобретение. Создан для того, чтобы уничтожить человеческий резервуар сонной болезни. Здесь больные собраны вместе, и зараженные мухи кусают уже больных людей. Зато каждый укус такой мухи здесь означает верное заражение. Когда заедем в Ханипу спустите накомарник на лицо и шею, берегите руки, а ещё лучше поскорее уезжайте со своими людьми отсюда.

— Почему?

— В Ханипе все больные: среди них вы можете подхватить и проказу, и сифилис, и оспу. — А вы, Хуго?

— О, я принял столько противоядий и прививок, что сам могу всех покусать, — скривился доктор. — Кроме того, здесь находится богатый клинический материал, мсье. Как-нибудь я напишу диссертацию…

Шеннон подал сигнал к движению вперёд и полез в кабину. Несколько минут спустя колонна въехала на длинную улицу. Она была пуста. Кот вылез из кабины и подал сигнал солдатам, чтобы те оставались на своих местах. Доктор Мильтадес надел на полковника марлевую повязку и повёл за ограду диспансера, огорженный полусгнившим плетнем.

— Разве трудно перелезть через этот жалкий забор?

— Для больных и трудно, и незачем, мсье. Ведь они далеко от дома. Их дело умирать, мсье, они это знают. Сюда доставляют больных только после наступления второй стадии.

— А именно?

— Сначала заразившиеся замечают нарастающую утомляемость, вялость, потерю памяти. Но они еще работают и живут, как обычно. Потом вдруг наступает приступ бредового состояния: больной бросается на всех, он невменяем. Его сажают на цепь или спускают в яму. Временами он рычит на людей, часто дремлет и все время дрожит. Это уже наш материал. При объезде района полицейский патруль берёт такого больного с собой и доставляет сюда. Затем наступает третья стадия — сонливость. Больной сначала засыпает часа на два после обеда, потом после ужина, наконец, и после завтрака. Спит часов по двадцать в сутки. Все заканчивается наступлением последней стадии — сном круглые сутки, переходом сна в потерю сознания. Смерть у этих больных тихая, вы сейчас увидите, мсье.

— Сколько же длится болезнь?

— По-разному: полгода, год.

Двор диспансера представлял собой раскаленное солнцем поле, густо покрытое обшарпанными кустами, жалкими шалашами и испражнениями. Тошнотворный смрад стоял в воздухе, тучи мух облепили кусты, шалаши, людей, валявшихся на загаженной земле. Казалось, что эта злосчастная земля шевелилась от несметного количества муравьев, жуков и крыс. С первого взгляда поражала худоба людей и откормленность паразитов.

— Что же никто не убирает территорию изолятора?

— Здесь остался только один священник, который регистрирует новых больных и отпевает мёртвых. Согласно правилу, больные должны убирать за собой сами.

— И никаких помощников?

— Нет, кроме тех, кто варит и носит пищу.

Они пошли к церкви, где над трупом молился священник. Увидев посетителей, он прервал молитву и подошл к ним. Так втроём они бродили под палящим солнцем, осматривая больных, сидевших и лежавших на земле. На солнцепеке сидел мальчик, широко раскинув ноги и руки и откинув голову на спину. Легкая дрожь пробегала по изможденному телу. Мальчик спал.

— Он завтра-послезавтра умрет. Воспаление мозга, мсье. Признак конца.

По земле ползла тощая женщина. Е глаза были закрыты, а передвигаелась она как краб, но медленно.

— Куда она ползет?

— Никуда, мсье, — ответил священник. — Так себе, ей что-то снится.

— А почему она так исхудала?

— Пройдите вот туда, мсье, и вы поймете.

Они остановились у шалаша. Прислонившись спиной к жерди, подпиравшей крышу, в шалаше спал живой скелет. У его ног стояла миска с едой, изо рта торчала лепешка.

— Вот смотрите! Его утром насильно кормили, но он заснул, так и не дожевав завтрака.

— С куском во рту?