Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— А куда же делись люди из ИСО?

— После войны большинство из них перешло в САС, кое-кто пошёл в советники, а остальные стали просто бандитами!

— Так что, английская разведка сейчас не имеет собственных эээ…

— Чистильщиков, — полсказал Роджерс. — А зачем они нужны? Проще нанять профессионльного киллера через третьих лиц. И дешевле, и удобнее, а потом его всегда можно его тоже зачистить.

— Почему?

— Потому, что человек, которого можно купить, может быть перекуплен за чуточку большую сумму. Следовательно, он несёт опасность вывести расследование на настоящего заказчика. Принцип домино…

— Это же, это же… — возмущённо произнёс Эндин, окончательно растерявшись. Он прекрасно знал правила преступного мир. — Хуже, чем криминалы…

Роджер ухмыльнулся:

— Я считаю, что настоящие преступники — очень честные люди. С одной оговоркой, в своей среде. Им приходится быть такими, имея дело друг с другом, когда нельзя заключать какие-либо письменные обязательства. В преступном мире вы не продержитесь на обмане и пяти минут, в то время, как в большом бизнесе это вполне возможно: разрыв контрактов, некачественные товары, подставка под судебное преследование.

— Я никогда и не ждал от Вашей организации честной игры, но услышать такое…

— Как не ряди секретные службы в белые одежды, все они представляют собой натуральный гангстеризм. Как только они начинают действовать — все противоречит закону. Как может быть честным и справедливым? Где правила? Все наши действия секретны, вот и все.

— А если будет допущена ошибка?

— Служба держит свои успехи и ошибки в секрете. За успех даётся награда: чин или орден, а за ошибку не дают ничего. Когда же всё всплывает наружу, наказывают стрелочника. Так случилось, что я оказался одним из них.

— Что же держит Вас всех вместе? Ведь вы не получаете не денег, ни славы…

Роджерс задумался, сигара в его руке тлела, образуя на конце цилиндр из пепла.

— В самом начале, наверное, романтика и патриотизм, со временем — риск и специфическое чувство лояльности, а в конце карьеры — привычка и ощущение безнаказанности! — полковник затушил сигару. — А теперь, мой друг, мне предстоит визит к бригадиру Спиффу. Вот на этой встрече, Вам точно делать нечего, у нас с ним будет очень специфический разговор.

— Вы уверены, полковник, что встреча пройдёт как надо?

Полковник молчал, допивая свой виски. Закончив, он отставил свой бокал и произнёс своим тихим приятным голосом:

— Захватить власть нелегко, но еще трудней привыкнуть к ней. Черным это не удастся. Они не могут жизть без подачек. Покажи им фунты, доллары или франки — они будут тебя слушать, дай их — будут служить.

— Да, Вы — философ! — хмыкнул Саймон, копируя жест собеседника. Роджерс открыл свою папку и протянул Эндину лист с какими-то именами:

— Я тут составил список лиц, о которых мне нужна информация. Пробегитесь по нему, посмотрите, может я кого-нибудь упустил…

Эндин бегло посмотрел на листок и, увидев среди столбца незнакомых ему имён Дого, вернул лист полковнику:

— Здесь не хватает имени Ядвиги Зумбах. И вот ещё, посмотрите это! — Он протянул полковнику каракули Ру. Роджерс бегло просмотрел их и бросил:

— Для наших целей этого более, чем достаточно. Лучшего мы здесь всё рано не найдём. Можете сообщить об этом, сэру Джеймсу. Возможно, успех нашей миссии здесь весьма его ободрит. Ведь, по моему опыту, щедрость соразмерна с бодростью!

— Вы совсем запутали меня, полковник, — признался Эндин, — с одной стороны, вы помешаны на шпионских играх, а с другой — думаете лишь о чековой книжке.

— Не берите в голову, Саймон, просто я и размечтался о заслуженной награде, — Роджерс резко поднялся из шезлонга, осмотрел свой костюм, расправив на нём складки, и неспешно направился к выходу из отеля.

Оставшись один, Эндин решил прошварнутся по Луису, он здесь был впервые. Столица Гвиании была зажата между побережьем и высокой, поросшей редким лесом горой. Подлетая к городу, он видел сверху: банки и пакгаузы на береговой полосе чередовались с борделями и гостиницы. Остальная часть города представляла сплошную мешанину: англиканский кафедральный собор стоял рядом с кварталами контор, построенных в викторианском стиле, а те примыкали к оштукатуренным домам с квартирами в разных уровнях, которые первый год выглядели так, словно их только завтра построят, а по истечении этого срока казались такими же старыми, как собор. В отеле Саймону порекомендовали взять для прогулки фиакр. Долго не раздумывая, он согласился. День был солнечный. Лёгкий бриз навевал прохладу. Раскидистые деревья бросали густую тень на прибрежный бульвар. У вынесенных прямо на тротуары столиков многочисленных кафе сидели местные обыватели и немногочисленные туристы. В витринах многочисленных маленьких магазинов лежали товары, которые можно увидеть в любом провинциальном европейском городке. Центральная площадь была залита солнцем. У здания министерства иностранных дел, построенного в характерном колониальном стиле, стояли полицейские в черных мундирах. Левее возвышалось громадное серое здание, занятое торговыми компаниями, магазинами, а рядом с ним — тяжелый массив Барлейз Банка. Кучер по имени Хасан повернул на улицы старого города. Здесь не было ни асфальта, ни тротуаров, только булыжник. Прохожие, заслышав окрики Хасана, на которые он не скупился, уступали дорогу, прижимаясь к кирпичным стенам, между которыми петляла улица. Основной поток людей тянулся в том же направлении, в котором вез его Хасан. Это были одни мужчины — босые, все в бубу, похожих на ночные рубахи, на головах белые шапочки, расшитые желтым, зеленым или голубым узором. Многие несли на головах грузы: от вязанки дров до кипы пестрых отрезов материи. На улице господствовало три цвета: красно-желтый цвет кирпича, белый — одежд прохожих и ярко-синий — высокого прозрачного неба. Торговля шла повсюду. Вдоль стен высоко поднимались горки консервных банок. Здесь же на деревянных полках женщины раскладывали куски ярких тканей. Дальше продавались соломенные циновки. В корзинах и ящиках на тротуары вынесены помидоры, лук, бананы, манго, апельсины. Несмотря на шум автомобилей, далеко разносились голоса бродячих торговцев, предлагающих дешевые женские побрякушки. Усталый от пестрых красок, от нависшего над улицей гама, прохожий мог подкрепиться у одной из многочисленных жаровен. Среди одноэтажных домишек носились стайки детей, у домов сидели старики и старухи, во дворах женщины на кострах или переносных железных печках готовили пищу. И всюду — молодые, крепкие, но нищенски одетые парни, которым явно нечем себя занять.

— Здесь самый большой рынок в Гвиании! — с гордостью добавил Хасан. — У нас здесь можно купить все, даже атомную бомбу.