Николай Одинцов - Мустанкеры

А вот стихомант в мерцающем шарфе и красном берете. Ему бы товар предлагать или новую нетленку строчить, так нет. Стоит со скучающим видом, будто событие его вовсе не трогает. Это День первого хабара! Один раз в год бывает! Стихоманты – все эмпаты, некоторые даже делают пункцию мозга, чтобы лучше чувствовать настроение клиента и устремлять стихи в самое сердце. Здесь же вместо эмпатии – апатия.

Есть и менее выдающиеся персонажи. Высокие и приземистые, бородатые и гладко выбритые. Но всех их объединяет одно: неестественное поведение. Они словно камни в общем потоке. Знать бы еще, где чей шпик. Здесь наверняка есть и люди Кроля, и люди Изатбая. Может, и от трясунов кто нарисовался.

Тихон глянул на свой маленький отряд. Хотя почему – маленький? Четыре танка и грузовая платформа с оборудованием – серьезная заявка на большой куш. Правда, цель у них совсем другая. Но кто сказал, что в Кум-Дале нет артефактов? Может, удастся отыскать такие же костюмы, как у Чука и Гека, или вовсе что-нибудь легендарное.

Цайгори, как всегда, беспокоился. Синяя шапка так и мелькала вокруг платформы. Ученый, наверное, в сотый раз проверял двигатель, сверял по списку припасы и оборудование. Жанна неподвижно сидела на броне своего Варяга. После поединка на стадионе танк подлатали, механики расстарались. Турнирная машина выглядела почти так же, как до сражения, и выглядела бы лучше, если бы владелица не настояла оставить пару царапин на память. Не волнуйтесь, хевенма, после похода в Кум-Далу царапин будет предостаточно. В этом Тихон был уверен. Он еще раз украдкой взглянул на гостью с орбиты. В рассеянном утреннем свете ее силуэт виделся нечетко, густые каштановые волосы окутывало облако теплого света. Может ли это тело быть искусственным? Или ему почудилась синяя кровь? С поединка они не общались. Девушка избегала Дежнева, а тот не настаивал на разговоре.

Аватары ведь не живут дольше поединка, разве нет? Вопросы не находили ответов. Тихон тряхнул головой. Повернулся, посмотрел на соратников. Том медитировал в лотосе, прикрыв раскосые глаза. Сэмэн – улыбка во все лицо – прихлебывал из фляги, вертел вихрастой головой, кивал знакомым.

Упаковались они по полной программе. Цайгори не скупился на энерго, видно, цель того стоила. Вместо турнирной снаряги на танки поставили энергоемкие системы для путешествий и боев в степи. К пушкам Дым-4 Прайм добавили пулеметы и комплекты беспилотников. Багажные блоки под завязку набили припасами. Тому, благо позволял корпус, помимо прочего навесили быстрый и маневренный турборатор Каракал, идеальный для коротких выездов и разведки.

Полгородка приходило смотреть, как сумасшедший хевенпа сорит деньгами. Давали советы, цокали языками. Журибеда смеялся и говорил, что впору открывать турфмирму «Дежнев и Ко». Для казака выход в Неудобья – праздник.

Что значил поход для Дежнева? Тихон прислушался к своим ощущениям и понял, что испытывает облегчение. Все годы, проведенные в рейдах по Неудобьям, мысль о Кум-Дале не оставляла его, но что-то держало, не давало совершить рывок. Он понял, что привязался к Сэмэну и Тому и не хочет тащить их в опасную неизвестность. Более того, ритм жизни на краю пустошей стал привычным и даже родным. Но теперь у мустанкеров есть задание, и дело, наконец, решится. «Отыщи правду. Все не так, как кажется», – зашуршал в голове голос отца.

Тот Тихон, почти мальчишка, явившийся в Неудобья, назвал бы промедление предательством. Тогда все казалось просто: отыскать по координатам нужную точку и направиться туда. Однако жизнь во все вносит коррективы. Кажущиеся важными вещи отступают в тень перед по-настоящему насущными. Теперь патина стерта.

Тихон снял резинку, стягивающую волосы, и достал из нагрудного мешочка синхрон. Глаза волков сверкнули в лучах восходящего солнца. Пора возвращаться на свой путь!

Волынка отхрипела свое, и на смену дикой мелодии пришли звуки марша. К небольшому помосту, наспех собранному из акватиновых блоков, подошел мэр ангарного города в сопровождении главы цеха механиков, старшины хабарщиков и престарелого мустанкера, ходившего в рейды еще с самим Велимом. Вместе они поднялись на трибуну. Зазвучали приветственные речи. Затем представитель хабарщиков обратился к старому мустанкеру. По традиции он должен был просить оберегать первый караван в Неудобьях. В качестве символа опеки старшина хабарщиков передал мустанкеру железный щит с вытравленной на нем каменной башней. Старик поднял щит над головой, и толпа разразилась радостными криками.

– В этом году, – заявил почтенный мустанкер, – честь нести щит достается Тихону Дежневу и его товарищам.

Тихон не ожидал такого поворота. По уговору они должны были оторваться от каравана, когда отойдут на достаточное расстояние от города. Теперь задача усложнялась: караван распадется гораздо позже, а несущий щит должен сопровождать его до конца. Отказаться было нельзя, и раздосадованный, но и польщенный Тихон сошел с танка и взобрался на помост, принял щит из рук старика и показал его толпе. Снова раздались приветственные крики, куда громче прежнего.

Внезапно Тихон, смотрящий поверх голов, заметил над крышей одного из зданий знакомое дрожание воздуха, легкий, едва заметный проблеск. Холодок пробежал по спине. Дежнев прищурился, до боли вглядываясь в городской рельеф, но на крыше никого не было. Похоже, показалось.

Караван шел неторопливым маршем почти весь день. С наступлением вечера хабарщики достигли небольшой гряды холмов. Казалось, что когда-то здешняя твердь была морем, а затем застыла навеки, оставляя каменистые волны.

Хабарщики встали лагерем у подножья большого холма, танкисты – чуть поодаль, расположив машины полукругом, чтобы в крайнем случае принять на броню незваных гостей.

– Здесь опасаться нечего. Сейчас нас достаточно много, чтобы отразить любую атаку. Вот завтра, когда народ начнет расходиться по адресам, нужно смотреть в оба, – объяснял Тихон.

Они с Цайгори не спеша поднимались на холм. От земли шел тихий стон, похожий на звуки бамбуковой флейты.

– Что это? – спросил Цайгори и, забывшись, пошел на звук, но Дежнев схватил его за руку.

– Осторожней! Провалитесь в колодец – никто вас не спасет.

– Какой еще колодец, откуда здесь колодец? – удивился ученый.

– Никто не знает. Кто-то давным-давно дырок насверлил. Холм весь как дуршлаг, только эта тропа нетронута. Сквозняк в дырках гуляет, отсюда и звук.

– А что это на вершине? Светится будто?

– Кладбище. Хабарщики здесь своих хоронят. Тех, что в рейде спеклись.

Они поднялись на вершину, и Цайгори увидел, что свет дают фонарики на солнечных батареях, которыми обычно метят посадочные площадки для платформ. С одной стороны металлический клин, с другой – осветительный элемент. Они были вбиты в твердую землю над могилами и теперь, с наступлением ночи, отрабатывали накопленную за день энергию. На невысоких холмиках лежали вещи погребенных. У кого – старый тактический шлем времен Серых десятилетий, у кого – треснувшие летные очки. Ученый шагнул вперед…