Роберт Рик Маккаммон - Граница

Здесь больше нет радуги даже после самого жуткого ливня , думал он, можно гнаться за радугой сколько угодно — ничего не выйдет .

Сидящий через несколько рядов от Джефферсона Джерихо, Итан почувствовал, что куда-то проваливается. Это ощущалось так, будто он становился сторонним свидетелем своей жизни. Он понял, что его речь меняется, и он больше никогда не будет говорить или думать, как обычный земной ребенок. Может быть, он и не делал этого с тех самых пор, как все это началось. Сейчас его внутреннее ощущение было действительно странным, потому что он знал: с ним происходили существенные перемены, и он ничего не мог с этим поделать. Это было к лучшему, но… существенная перемена предвещала его смерть — смерть мальчика, который звал себя Итаном Гейнсом. Эта перемена значила, что как только его инопланетный хранитель выполнит задачу, которую должен был выполнить, Итан Гейнс перестанет существовать. Когда вспыхнула молния, и раздался гром, сотрясший автобус, Итан изо всех сил сосредоточился на воспоминании о том дне в школе д’Эвелин, когда прибыли Горгоны. Третье апреля. Утром первые звуковые удары возвестили их прибытие. Как раз перед тем, как Итан должен был показать анатомическую куклу своему классу и выступить с презентацией. Детали воспоминания все еще тонули в тумане, становились все более мрачными и размытыми, и дотянуться до них было все тяжелее. Итан старался держаться за них, как мог, пытался вспомнить свою темноволосую мать, которая заглянула к нему в комнату утром, но образы ускользали от него. А что с отцом? Он хоть что-нибудь мог вспомнить о нем? Казалось, этого человека уже давно не было. Похоже, это правда. У мальчика не было воспоминаний о ссорах, криках или разговорах о разводе. У него просто было чувство, что отец ушел много лет назад, а мать так и не вышла замуж повторно. Она посвятила всю свою жизнь сыну. Разве можно было просить у нее большего?

Пока сила инопланетного поселенца крепла, человеческая личность Итана продолжала таять, и мальчик понял, что несмотря на все свои попытки остаться собой, он не может противостоять инопланетному хранителю. Он чувствовал себя так, будто проваливался в сон, слишком устав после долгого дня. Рано или поздно ему придется сдаться и позволить себе полностью уснуть. Это заберет его вне зависимости от того, насколько упорно он будет сопротивляться. Борьба будет бесполезной и… неправильной. Миротворец должен был выполнить задание. Это тело было лишь его транспортным средством, сосудом. Миротворец поднял его из мертвых и поддерживал в нем жизнь, насколько мог, а мальчик, назвавший себя Итаном Гейнсом, был лишь песчинкой в космосе. Он был средством для достижения цели. Он знал и принимал это. Впрочем, не без печали: в нем сохранилось достаточно человеческого, чтобы чувствовать приближение своей смерти и бояться ее. Он знал, что будет скучать по жизни независимо от того, во что он превращался.

Присутствие инопланетянина в нем давало Итану странное преимущество. Он не просто ясно представлял себе следящее устройство Сайферов, но и ощущал его жар, направленный на автобус, и знал, насколько близко или далеко армии кораблей Горгонов и Сайферов сражаются друг с другом. При этом он чувствовал себя в гуще событий, проезжая через маленькие города в школьном автобусе на пути по I-70. Он мог видеть крыши домов и церковный шпиль… или даже два, и буквально через несколько секунд Итан уже знал, что там прячутся люди — новая община, собравшаяся для выживания, которая знала, что в изоляции удастся продержаться дольше. Миротворец относился к этим людям с огромным уважением, потому что они готовы были противиться захватчикам и умудрились дожить до этого момента. Его вдохновляло их упорство, он каждый раз убеждался, что в этих вдоволь настрадавшихся и уставших людях оставалось достаточно сил… а еще в том, что у них осталось достаточно еды и воды для выживания. А еще Миротворца занимало еще одно обстоятельство, которое переключило на себя все его внимание. Итан знал, о чем он думал: Миротворец думал о времени. Он хотел как можно скорее добраться до Уайт Мэншн, хотя, похоже, сам не понимал, зачем.

Большинство маленьких городков, которые они проехали и которые можно было различить на дорожной карте, казались Итану холодными и безжизненными. В них витал металлический и ржавый запах насилия: запах человека, восставшего против другого человека в битве за пропитание и кров. А еще здесь витал страшный запах гнили — запах плоти Серых людей, прятавшихся в подвалах и темных влажных местах.

Рядом с Итаном Никки беспокойно поерзала на своем месте после очередной вспышки молнии. Она не видела ничего за окном, темнота поглотила внешний мир. Ее рука нашла руку Итана. Когда-то она боялась даже приближаться к нему и была близка к тому, чтобы сказать Оливии ссадить его с автобуса и бросить. Теперь ей было стыдно за это. Она так опасалась, что он был одним из Горгонов или Сайферов, и лишь теперь она поняла, что он не был человеческим мальчиком, а был вместилищем другого инопланетянина, который пытался остановить войну. Эта мысль была ей понятна, но одновременно была так далеко от нее, что у Никки кружилась голова. Это было все равно, что смотреть на звезды и представлять, насколько велика вселенная. А ведь она просто планировала когда-то следующую татуировку, собиралась на субботнюю вечеринку, флиртовала с горячими парнями и крала пиво со своими подругами Келли и Ритой Шармейн, которые теперь, вероятно, были мертвы… или хуже.

Никки скучала по своей семье. Кто бы мог подумать, что ей будет не хватать голоса матери, которая по любому поводу могла начать говорить с ней резко и сквозь зубы, или образа отца с пивом в руке с глазами, прикованными к футбольному матчу на пятидесятидюймовом плоском экране. Или старшей сестры, которая любила устраивать ей неприятности с Герцогом и Герцогиней Отрицание — так они называли своих родителей. Однако Никки скучала по ним, потому что они были ее кровью, а теперь они умерли, и никто — никто! — не заслуживал такой смерти.

— Нет, с ними этого не случилось, — спокойно сказал Итан, и Никки не ответила ему. Сначала ей показалось, что она подумала вслух, но потом поняла, что дело не в этом. О просто читал ее мысли, и теперь девушка задавалась лишь вопросом, долго ли.

— Недолго, — сказал он ей. — Не волнуйся, я не вмешиваюсь постоянно. Просто… иногда это бывает.

Она отдернула руку, и он ее отпустил. Он понял. Ум был священным местом, и в него нельзя было вторгаться. Это все равно, что подглядывать в замочную скважину. Но ведь это была одна из меньших сил Миротворца. Вот, почему ты остался один, сказал мальчик существу, сидящему внутри него, ты всех пугаешь. И ответ прозвучал для него его собственным голосом, просто немного… другим, более взрослым, грустным и темным: Хотел бы я, чтоб все было так просто .