Роман Носиков - ПЕПЕЛ В ПЕСОЧНИЦЕ

— Вот так-так!

— Не перебивайте. Так вот вскрыть не то самое письмо не получилось. Мы просто не смоги его найти. Но нам удалось вытащить другое письмо. Вот, почитайте.

Полковник протянул Максиму листок бумаги.

«Дорогой Салим! Сейчас я убедился в том, что те опасения, которые ты высказывал мне, были полностью обоснованы. К сожалению, пришлось убедиться в твоей проницательности на горьком опыте. Однако, я надеюсь, что до худшего дело не дойдет и мы еще сможем хоть что-то исправить.

Отправляю к тебе тот список, о котором ты меня спрашивал. Список привезет Максим — мой секретарь. Постарайся оказать ему возможную помощь».

— Логично предположить, что профессор Алиев занимается чем-то стратегическим и взрывоопасным, но, по нашим сведениям старик занимается историей двадцатого века. Плюс недавно выпустил брошюру по экономике. Странно все это.

— Сейчас все странно. Юрий Сергеич всегда был странный, Салим Алиев этот — странный, вы — тоже странный. Война — странная. Арчер еще подметил, что это не война, а глупость какая-то — ни одного вопроса эта война так и не разрешила. Более того, в свете ваших слов так и осталось неясным, кто вообще воевал.

— Вот-вот. А очень бы хотелось узнать — кто. И по возможности задать этому «кому-то» пару вопросов.

— А я чем могу?

— Я хочу попросить вас продолжить вашу миссию: отправится в Новосибирск и встретится с профессором Алиевым. Дело в том, что я не уверен в том, что профессор согласится на контакт непосредственно с нами, а вас профессору рекомендовал его друг.

Максим обошел вокруг машины и облокотился на капот напротив чекиста. Иван Александрович подумал и скопировал жест Максима. Теперь они были похожи на двух сфинксов, собравшихся загадывать друг другу загадки.

— Я рад, что могу вам пригодится.

— Не мне. Родине.

— А вот этому я не рад. Лучше бы Родина и без моей помощи хорошо себя чувствовала. Но, предположим, я согласился. Скажите, вам удалось что-либо узнать о моей семье? Или я сейчас зря трачу свое время?

Иван Александрович пожевал губами, изо всех сил сдерживая желание высказать все, что он думает о наглом юнце, по которому плачет ремень, и которому было бы неплохо немедленно надрать уши.

— Нам удалось установить, что в число эвакуированных ваша семья не попала. Но я не советую вам отчаиваться — множество семей покинули Москву своим ходом. Большинство погибших известно, но ваша семья среди них не значится. Связь очень затруднена. Мы сейчас устанавливаем соответствие личностей всех недавно зарегистрированных Ангелин Токаревых. Но это потребует очень много времени. Может быть, вы знаете, куда могла бы направиться ваша жена? Возможно к друзьям, родственникам?

— Я дам вам список всех известных адресов. Но давайте посмотрим правде в глаза — семью вы мою не нашли. То, что вы этого не можете сделать, не означает, что и я отступлюсь. Если потребуется, я пойду в саму Москву, не смотря ни на какую радиацию. А для этого мне нужно будет соответствующая помощь, оборудование. Мне, в конце концов, потребуются деньги. И все это я хочу получить от вас в качестве платы за мою помощь. Мне кажется, что это — справедливо и честно.

— Честно говоря, я не предполагал, что вы будете выставлять какие-то условия. Но я понял вас. Я понял ваши мотивы, и они мне, скажем так, не неприятны. Но сам факт того, что вы торгуетесь, в такой момент….

Максим со стоном стукнул лбом о капот уазика.

— Ну, как же вам старым козлам объяснить-то, даже не представляю! Я с вами ни о чем не торгуюсь! Это вы со мной торгуетесь! Привезли тут на красоты, вербуете. А то, что нет никакой необходимости меня вербовать не понимаете? Я при рождении завербован, раз здесь родился! Я вот чего понять не могу — вы представляете Родину что ли? «Ищем, Ищем!» — Максим передразнил чекиста. — А если мне кажется, что Родину тут, из нас двоих, представляю я? Я вам говорю: обеспечьте, а вы — торгуетесь! Вы думаете, я не понимаю, что нужно делать? Я понимаю. А вот вы, похоже, не понимаете, что нужно делать вам. Вы меня посылаете в центр интриги, которая десятую часть мира сожгла, но при этом сомневаетесь — можно ли мне доверить деньги и оборудование. Не пропью ли! Вы сами-то соображаете, что вы делаете и с кем разговариваете?

— И с кем я по-вашему разговариваю? Очень любопытно узнать!

Максим уперся кулаками в капот многострадального уазика, и нагло уставившись в глаза Ивана Александровича, тихо, но четко произнес:

— С судьбой. С перстом Божьим, если угодно.

Иван Александрович покосился куда-то внутрь себя и выдвинул предложение.

— А что, если я тебе сейчас уши надеру?

— Надерите. Вам легче будет.

— Застрелю тебя при попытке к бегству, и дело с концом.

— Вот про конец вы это очень точно заметили. Только конец этот с этого момента вам подконтролен уже не будет. Неужели не чувствуете, что именно вокруг нас что-то происходит? Неопределенность какая-то? Вокруг все примерно ясно в пределах погрешностей, а вот все, что касается этого телефона, мгновенно утрачивает предсказуемость?

Иван Александрович повернулся к Максиму спиной, засунул руки в карманы и пробурчал.

— Чувствую я, чувствую. В общем, такое дело: Дам тебе все, что могу, но только то, что есть под рукой. Документы тебе сделаем, оружие, деньги дам. Транспорт обеспечу. Группу поддержки устрою. Я слышал, что ты с Ибрагимом сошелся. Это хорошо. Вот с его группой и пойдешь. Старшего пока не знаю, кого к вам назначу — подумаю. А в Новосибирске, в Москве, сам решай уже свои проблемы. Мне туда не дотянуться. Идет?

— Вы все время говорите «Я», «мне», а как же «контора»? Она не при чем, что ли?

— Пока получается, что не при чем. План операции не утвердили, и неизвестно — утвердят ли. И не отдадут ли меня вообще под трибунал за мои с тобой выкрутасы. А времени терять никак нельзя. Сам говоришь: неопределенность. Я бы даже сказал — шаткое равновесие. Так что примерно вот так выходит. Ты на волю, я — дай Бог отставкой отделаться. Все то, что мы задумали у нас называется «превышение служебных полномочий связанное с неоправданным риском».

Он резко развернулся.

— Короче говоря — все как обычно: все получится — не накажут, облажаемся — лучше бы и на свет тогда не рождаться. Садись, Перст Божий, в машину, пора обратно ехать. На подготовку трое суток. Список адресов мне сейчас составишь, может быть хоть за три дня что-нибудь да найдем. — и уже садясь в машину, посмотрел на Максима в зеркало заднего вида и с чувством добавил, — Я тебе, засранец, еще припомню этот наш разговор — только вернись.

— На Камчатку — ни ногой. — твердо заявил засранец.

— Понимаете, Максим, ваша философия ущербна. — Иван Александрович снова перешел на «вы», — Вы этого пока не понимаете, но когда-нибудь поймете. И вам будет очень стыдно и противно. Надеюсь только, что вы это поймете до того как эта философия вас погубит. А чтобы вас уберечь, я заставлю вас одеть погоны. Это мое непременное условие, которое не подлежит обсуждению.