Николай Батин - Столыпинский галстук

– А какая связь между минометами и Алексеем Николаевичем?

– Это он обнаружил чертежи минометов у одного ветерана-портартуровца и дал им ход. Надо бы, кстати, представить этого покойного уже, к сожалению, старого артиллериста к награде. Огромный вклад сделал в укрепление армии. Благодаря минометам мы не только ликвидируем отставание по насыщенности артиллерией в нашей армии по сравнению с немцами, но и значительно превзойдем их по этому показателю.

– Делайте представление. Я подпишу.

– Я уже подготовил.

– Хорошо. Оставляйте документы, Петр Аркадьевич. Мне нужно как следует все обдумать.

Супруга Императора Всея Руси Александра Федоровна делилась со своими фрейлинами впечатлениями о прошедших новогодних празднествах. Перебирали косточки гостям, обсуждали наряды, игру музыкантов. Не обошли вниманием и конфуз Грома. С Грома разговор плавно перетек на Столыпина, а затем и на его нового помощника. Свидетельницы разговора княжны Елены Щербатовой с Карамышевым не преминули позлословить по адресу подруги-соперницы:

– А наш-то главный калибр, матушка, впервые дал осечку. С Карамышевым у нашей любимой Леночки случился карамболь: он весьма решительно и успешно отбил ее атаку.

– Неужели это правда, Елена Александровна? ― заинтересованно спросила императрица. ― Неужто нашелся камень, который остановил вашу косу? ― Среди фрейлин, отчаянно завидовавших славе княгини как покорительницы мужских сердец, прошелестели злорадные смешки. ― Тревожный сигнал. Наверное, начинаете стареть, милая. Срочно нужно замуж, пока не поздно. ― Женский смех зазвучал громче.

Юная красавица даже покраснела от досады.

– Проигранный бой еще не означает проигранного сражения, государыня. Еще посмотрим. Да и кто он такой, в конце концов, этот Карамышев? Подумаешь, какой-то чиновнишко при Столыпине. Мне сдавались и более солидные крепости, среди которых были даже наследники престолов. Невелика потеря.

– Не скажите, милая, не скажите. Я слышала от моего царственного супруга, что Карамышев ― очень необычайный человек. Он получил геологическое образование, до последнего времени проживал в Сибири, которую исходил вдоль и поперек. Нашел при этом огромные залежи золота и, по слухам, богат, как Крез. А у Столыпина занимается какими-то столь важными государственными делами, что мой муж даже мне не захотел об этом рассказать. Но при том отзывался о Карамышеве очень положительно. И упомянул, что собирается представить его к Андрею Первозванному [42]. ― Толпа фрейлин вокруг удивленно зашумела. ― Так что далеко не «какой-то». А старец Григорий вообще отзывается о нем прямо-таки с благоговением. Но, как же случился сей конфуз, княжна? Расскажите, мне интересно.

Но Елена Александровна Щербатова лишь досадливо махнула рукой. Впрочем, за нее это с удовольствием сделали фрейлины ― свидетельницы «конфуза». Они в деталях поведали о произошедшем инциденте, вспомнив даже четверостишье, которым Карамышев завершил контратаку.

– Эк он вас лихо, милейшая. Кстати, хорошие стихи, хотя автора не знаю. Значит, так и сказал: «это не про нас с вами»? Совершеннейший конфуз, совершеннейший.

– Ну, это мы еще посмотрим. Погодите, государыня, он еще поползает у моих ног. Вот увидите.

Ответом ей был обидный смех Александры Федоровны и фрейлин.

Повторный вызов к Николаю II последовал только через десять дней. В приемной Столыпин и Карамышев встретили министра иностранных дел Сергея Дмитриевича Сазонова, который не подозревал о цели вызова к Императору.

Они нашли Императора бледным и заметно осунувшимся. Видимо, решение самодержца вызревало трудно и мучительно. Однако объявил он о нем весьма твердо и решительно.

– Властию, данной мне Господом Богом нашим и во благо народа нашего я объявляю, что в случае возникновения в Европе крупного вооруженного конфликта Россия займет в таком конфликте нейтральную сторону. Я не хочу брать на себя ответственность за возможную гибель миллионов наших соотечественников. Донесите, Сергей Дмитриевич и Петр Аркадьевич, нашу волю до всех заинтересованных сторон.

Для Сазонова такой поворот событий был полным откровением и абсолютной неожиданностью.

– Но как же, Ваше Величество… Наши договора… Антанта…

– Мы не разрываем договора с Антантой. Но этот договор не означает нашего автоматического вступления в войну, коли такая случится, на стороне входящих в Антанту государств.

– А Сербия? Ее притеснения Австро-Венгрией?

– Мы будем оказывать ей всю возможную поддержку, но воевать из-за нее не станем.

Государь отвечал сразу, не делая пауз на обдумывание. Чувствовалось, что он тщательно продумал все заранее.

– Но почему вдруг так неожиданно, Ваше Величество? Такое решение в корне меняет всю стратегическую ситуацию на европейском театре.

– Не совсем неожиданно, Сергей Дмитриевич. ― Император бросил быстрый взгляд на Столыпина и Карамышева. ― Но вы правы, это решение меняет многое.

– Предвижу очень серьезное сопротивление определенных кругов такой смене курса, Государь, ― произнес Столыпин.

– По нему можно будет четко определить, кто у нас любители повоевать, особенно чужими руками, ― вставил реплику Странник.

– Не сомневаюсь. Но на то у меня и есть вы, государевы слуги. Выявляйте и вразумляйте. ― решительно ответил Император.

Странник ожидал бóльшего сопротивления смене курса со стороны Николая II. Но, будучи глубоко верующим человеком и правителем, чувствующим ответственность за своих подданных, Николай II действительно не хотел войны. Немалую роль сыграл и прогноз возможных потерь в современной войне, а также позиция старца Григория Распутина, который горячо поддержал идею нейтралитета.

– Уж постараемся, Ваше Величество, ― усмехнулся Столыпин.

– Можно дать вам совет, Ваше Величество? ― спросил Странник.

– Попробуйте, ― с любопытством посмотрел на него Николай II.

– Скажитесь больным на месяц и откажитесь от всех приемов, пока буря не уляжется. Сохраните себе минимум год здоровья.

Все, включая Императора, улыбнулись.

– Совет хорош. Может быть, стоит ему последовать.

Заявление Правительства с изъявлением воли Государя об объявлении Россией нейтралитета вызвало во всем мире шквал эмоций. Английская и французская пресса изгалялась в обвинениях России во всех смертных грехах, начиная от предательства союзников, и заканчивая нанесением непоправимого ущерба своим собственным национальным интересам. Проскакивали даже намеки на психическую неуравновешенность русского царя. Схожую позицию заняла и пресса Соединенных Штатов. Напротив, пресса Германии, Австро-Венгрии, Италии и ряда стран помельче, ориентирующихся на Тройственный союз, писали о решении русского правителя как о мудром и дальновидном.