Андрей Силенгинский - Курьер

Увы, переспорить себя не удается. Антинаучно? — я криво усмехаюсь. А Белый шар, значит, научно? Маги, заклинания — научно? Может, скажешь еще про законы природы? Так я отвечу, что не тебе о них судить, уже почти четыре года как понятно, что ты ни черта в них не смыслишь...

Почувствовав, что паника возвращается, я попробовал подойти к задаче успокоиться с другой стороны. И преуспел, как ни странно.

Хорошо, — продолжил я шизофренический диалог, — ты не хочешь отказываться от своего бреда, твое право. Но подумай вот о чем: предупрежден, значит, вооружен. Твои воспоминания при тебе, так пользуйся ими! С какой стати тебе повторять путь, однажды проделанный в этом Тоннеле? Еще раз вспомни слова Томашова — здесь нет правильных путей. Свои пути ты придумываешь сам, так придумай другой! Море слева, поэтому иди направо.

Не дав себе времени поразмыслить и поискать изъян в этой логике, я решительно зашагал в сторону, противоположную выбранной в прошлый раз. У этой вторичности Тоннеля есть и положительная сторона — мне не требуется тратить время и усилия на погружение. Мир вокруг и так словно родной... чтоб ему пусто было. Чтобы заглушить ненужные мысли в голове, я даже принялся насвистывать какую-то бравую мелодию. Главное, ни на секунду не забывать, что море — сзади, следовательно, я удаляюсь от него все дальше.

Впереди не может быть бесконечная пустыня, раз море позади, передо мной наверняка очень скоро откроется что-то... горы, например. Или нет, горы были бы заметны издалека, скорее, лес. Лес, наверняка лес. дремучий и полный опасности.

Вообще-то, думать так непозволительно для курьера, мне это было очень хорошо известно. Но пугать меня сейчас какими угодно лесными чудовищами было все равно, что пугать тонущего горящей спичкой. Я, можно сказать, жаждал опасностей. Любых, лишь бы отличия от того Тоннеля проявились четче и рельефней. В конце концов, я ведь мог просто выйти...

Эта мысль заставила меня сначала сбиться с шага, а затем и вовсе остановиться. А почему бы, черт меня возьми, не выйти? Это было бы кардинальным решением проблемы... Я несколько раз глубоко вздохнул. Тогда уж лучше было не ходить совсем. Дело даже не в том, что я добровольно откажусь от своих планов и не поговорю с Томашовым. Если я выйду сейчас, когда мне не угрожает ничего, кроме расшалившегося воображения, я просто никогда больше не войду в Тоннель. Не смогу. Закончусь как курьер окончательно и бесповоротно. А такого решения я еще не принял, и принимать его хочу будучи самим собой — там в реальном мире.

Так что продолжил я путь. Только свистеть перестал. Надоело потому что.

Через минуту-другую я начал осторожно убеждать себя, что уже чувствую далекий запах леса. Раздувая ноздри, я принялся с шумом втягивать в себя воздух. Увы, прежде чем я сумел что-либо унюхать, я увидел...

Та же сплошная стена пустоты, что в прошлый мой приход сюда наступала на пятки, заставляя быстрее войти в воду, теперь смотрела мне в лицо. И наступала, с неспешной неотвратимостью, словно хищник, уже загнавший жертву в угол и понимающий, что торопиться некуда. Слева и справа, от горизонта до горизонта абсолютное Ничто надвигалась на меня, отнимая у песчаной пустыни метр за метром.

Несколько секунд я стоял неподвижно, завороженно вглядываясь в этот чудовищный процесс. Затем сумел встряхнуться. Развернулся и пошел в обратном направлении, оглядываясь через каждые несколько шагов. Пошел, не имея четкой цели или хотя бы представлений о ней, просто убегая от пустоты. Уже на ходу я пытался собраться с мыслями и разобраться в двух простых вещах: что я делаю сейчас и что мне делать дальше.

Мои мысли были прерваны. Не просто прерваны, а разорваны в клочья и развеяны по ветру, которого не было... Я вышел к морю. Тому самому. Не увидел издалека, не приблизился постепенно, а вдруг оказался прямо на знакомом песчаном берегу, и линия прибоя почти касалась носков моих кроссовок.

Ну что, электрон, горько усмехнулся я про себя, сошел со своей орбиты? Победил законы физики? Всего- навсего короткий миг торжества, когда ты решил, что способен делать выбор, и кто-то сверху, вдоволь натешившись (а. может, просто умильно улыбнувшись) над твоими забавными потугами, аккуратно подтолкнул мизинцем в нужную сторону. Тебе сюда и только сюда, по проторенному пути...

— Иди к черту! — с веселой злостью сказал я вслух. Не знаю, кому, Белому шару, стоящему за ним по версии Роберта чужому разуму или господу Богу.

В море я не пойду ни за что. Хотя бы потому, что кроме, возможно, придуманного мной самим страха попасть в петлю времени, есть опасность и вполне реальная. Этот страх может помешать мне, лишить уверенности и целеустремленности. И тогда я не успею открыть жемчужину на дне, позволив сожрать себя акуле или пираньям. Так что я ухожу...

— Я вернусь! — крикнул я так громко, как только мог.

Море в ответ подобралось еще ближе, по щиколотки обдав меня теплой белой пеной набежавшей волны. Пустота за спиной была в каких-то двух десятках метров. Я закрыл глаза.

Расслабил тело, успокоил дыхание. Явственно увидел себя, сидящего в кресле с обручем на голове. Раз... Два... Глаза можно открывать.

То, что произошло, когда я разлепил веки, потрясло меня неимоверно.

Потому что ничего не произошло.

Я не вернулся в реальный мир. я по-прежнему стоял на морском берегу, а пустота была совсем рядом. Времени на панику не оставалось, на размышления о причинах сбоя тем более. Просто попробовать еще раз, теперь наверняка получится.

Глаза закрыты, дыхание ровное. Я сижу в доме Якова Вениаминовича, в комнате Вадима. Кресло старое, чуть продавленное. Руки покоятся на деревянных подлокотниках с поцарапанной местами полировкой. На голове — обруч. Песок, море, пустота, весь этот дурацкий Тоннель — просто игра моего воображения. Дурацкий сон, который я сейчас покину. Раз... два...

Море под ногами. До пустоты — рукой подать, практически буквально. Если сейчас забежать в воду, пустота исчезнет. Это единственный выход, ведь правда?

Правда. Единственный. Поэтому я им и не воспользуюсь. Это — мой Тоннель, и пути в нем прокладываю я, и выйти могу когда захочу.

Еще раз закрываю глаза. Те самые пресловутые две секунды — как раз они у меня и есть. Через две секунды я сниму с головы дурацкий обруч и с виноватым видом пожму плечами. Потом попрошу Якова Вениаминовича сделать еще чаю. Удивительный чай все-таки. И варенья айвового попробую, вон как Роберт его наворачивал. Раз...

Пустота настигает меня. Накрывает с головой. Она совсем не страшная, оказывается, она не душит и не давит, она не делает мне больно. Она просто поглощает меня, проникает сквозь уши. сквозь закрытые глаза и сквозь кожу. Она не холодная и не горячая, не сухая и не влажная. Она никакая, и я ее ощущаю каждой своей клеткой...