Максим Субботин - Сердце зимы

Тут Берн смачно отхаркнул слюну и растоптал вязкую лужицу сапогом.

– Пока колдуньи рассказывали про знамение, Торхейм все вокруг престола похаживал да на дочку Кромаха поглядывал. Ей тогда всего тринадцать минуло: слабая и болезная девочка была, но Торус в ней души не чаял. Ей и не место было на отцовском престоле, но, видать, так Скальду угодно стало распорядиться ее судьбой. Колдуньи потребовали, чтобы девочка от престола отказалась добровольно, в обмен на право стать женою одного из Торхеймовых сыновей. Девочка не отказалась. Знаешь ли, чужестранец, кровь – она не как вода жидкая, а как добрый огненный брум – густая, горячая и крепкая. Девочка была слаба телом, но не духом – до последнего вздоха держала голову высоко, как отец научил. В тот день Торхейм ни с чем ушел, а на следующий явился со своими норенами и их воинами и вызвал правителя на Право сильного. Есть у нас такой древний порядок, заведенный еще в те времена, когда в теплых землях жили одни жабы да змеи, а людей там в помине не было. Слабая кровь Север не удержит, потому слабому нет места на престоле.

– И что же, здоровый бугай бросил вызов немощной девчонке? – Раш не удержался от кислой усмешки. – Не слишком-то много чести медведю кролика задрать.

Берн поддержал его злым взглядом.

– За девочку, понятное дело, вступился ее тогдашний кетельгард. Торхейм ему башку снес, хоть в том поединке столько грязи было, что о нем точно песни складывать не станут. Но дело сделали: кетельгарду – бесславная погибель, девочку отослали куда-то к южным границам, якобы на лечение, потому что Торхейм в грудь себя колотил и на каждом шагу твердил, что, хоть его доброе предложение отвергли, он все равно желает, чтобы девочка стала женою его сыну. Только с тех пор минуло два месяца, а от девочки ни слуху, ни духу. – Берн многозначительно покосился на Раша.

Нишан без лишних разъяснений понял, куда тот клонит. Северяне, какими бы странными и дикими ни были их обычаи, в вопросах наследования мало чем отличались от жителей цивилизованных государств Серединных земель. В особенности в том, что касается неугодных претендентов на дорогой табурет для жадного до власти седалища. Чтобы расчистить дорогу своим наследникам, нужно сначала избавиться от чужой крови, чтобы разом отхватить руки всем радетелям за справедливость.

– Стало быть, Торхейм избавился от первых наследников, но забыл о вторых?

Вместо ответа Берн все-таки отважился прикоснуться к древку топора. Лицо его сделалось хмурым и мрачным, словно все, что до этого было сказано, – лишь присказка к тому, что еще предстояло произнести. Раш терпеливо ждал, мысленно выплетая узор из того, что только что узнал. В том, что Торхейм так или иначе причастен к гибели сьера и первого наследника, сомнений не было. И вовсе не потому, что Берн усомнился в хвори предыдущего правителя. Торхейм поступил так же, как и все узурпаторы: не побрезговал ни одним из доступных способов избавиться от помехи, при этом наверняка выбирая наименее безболезненные способы. Бросить вызов сильному воину – совсем не то же самое, что пободаться с кетельгардом. Рок, каким бы крепким и пышущим здоровьем парнем ни казался, был лишь мальчишкой, обученным неплохо владеть оружием. Но против бывалого воина и у него не было шансов.

Одно не укладывалось во все это: фергайры. Из рассказа Берна выходило, что именно они привели Торхейма в качестве замены малолетней сьере. Прошло два месяца – и они точно так же приволокли Хани в пику правлению Торхейма. Получалось так, что либо Белый сьер успел им чем-то крепко насолить, либо среди старух нет единого мнения.

– С месяц назад мы получили вести, что пал город Танбар, а вместе с ним и северные кордоны Кельхейма. Никто не выжил и не спасся. Так сказали фергайры. Мол, увидели это в своем всевидящем Зеркале.

– То есть вести, которые мы везли, совсем не нежданные? – Пришел черед Раша плевать под ноги.

Берн как-то виновато кивнул, будто в его силах было переиначить решение владыки Северных земель.

– Зачем девчонку приволокли, раз Торхейм их ставленник?

– Затем, что не все за Торхеймом руку протянули, – просто ответил северянин.

У кого-то амбиции, а кого-то подкладывают под нож, как жертвенного ягненка.

– Дай угадаю: теперь Белый сьер должен либо место освободить, либо доказывать Право сильного.

– Смышленый ты, – без намека на похвалу подтвердил Берн. – Только если Хашана не откажется от своего права. В чем лично я сомневаюсь. Я ее отца плохо знал, но если он с Кромахом одной крови и девчонка ее переняла, то не для того в такую даль ехала, чтобы Торхейму сапоги облизать.

«Только вот о своем рождении и своих планах сказать забыла, паршивка».

А, впрочем, чего он горячится? Они – чужаки. Чужаками остались даже после помощи в обороне деревни от шарашей. С чего бы мелкой поганке раскрываться перед ними в своих планах? Скрытность была ее единственным щитом. Знала ли она о том, что ее родственников методично выкосили на пути к трону? А если знала – зачем лезла в самое пекло? Раш попытался вспомнить все их разговоры и с раздражением понял, что за все время путешествия они обменялись едва ли сотней слов. У него не было причин или желания ее расспрашивать, а она, к чести своей, оказалась не болтливой.

– Надеюсь, у нее хороший кетельгард, – задумчиво пробормотал Берн, – или какая другая хитрость на этот случай припрятана, иначе дело кончится быстро и грязно.

Раш собирался сказать, что ее кетельгарда сожгли, а прах развеяли по ветру, но промолчал. Мало ли о чем еще не сказала белоголовая северянка, какие секреты утаила.

Более они ни о чем не успели поговорить. Резкий грохот заставил быстро вернуться обратно. Двери в зал сьера распахнулись с такой силой, словно их толкнул сам первозданный северный ветер. Створки с тревожным треском стукнулись о стены. Три белые старухи одновременно покинули зал. Горбунья шла первой и двигалась так резво, будто ее харсты за пятки кусали. Следом шла Хани, а за ней, словно конвоиры, еще две колдуньи. Все, кроме девчонки, выглядели угрюмыми, горбунья вовсе нахмурилась, отчего ее лицо стало похожим на высушенную картофелину. Да и цветом мало той уступала.

Хани затравленно осматривалась по сторонам, и, когда их с Рашем взгляды пересеклись, в ее глазах вспыхнуло что-то похожее на радость. Вспыхнуло – и тут же погасло. Все четверо молча прошли мимо. Берн сдержанно, едва заметно, склонился в поклоне, а потом еще долго смотрел им вслед. Вскоре мужчин снова позвали к Белому сьеру.

На этот раз Торхейм сидел на троне. Он так сильно вцепился в подлокотники, что у него побелели костяшки пальцев. Раш буквально физически ощущал его злость. На всякий случай карманник насторожился и положил себе до конца разговора держать язык за зубами и открывать рот только по потребности. Хваленое северное гостеприимство он уже ощутил на собственной шкуре, а здесь, в окружении чужаков, оно грозило повернуться к нему самой неприглядной стороной.