Вадим Панов - Седьмой круг Зандра

— Но не успели, — уточнил Жмых.

— Ага. — Агроном взялся за рацию. — Зяма, высади Дорохова и марш стрелять Садовников! Химики! Готовьтесь заправлять танки! Первым пойдет Борода.

— Хочешь очистить всю долину?

— Мы обязаны очистить всю долину, — жёстко ответил Андрюха. — Здесь богатый водяной слой, и мы не имеем права отдавать его Садовникам.

— Я слышал, Бог проклял Зандр.

— За что?

— За то, что Зандр — не Земля.

Сначала ответом стала тишина, необходимая для обдумывания услышанного, затем — слова:

— Это заблуждение, сын мой. Зандр — это Земля сегодня, он не взялся из ниоткуда и не был сотворён специально. Он плоть от плоти того, что было вчера. Он результат того, что было вчера.

— Бог не создавал Зандр, это дело рук людей. Мы испортили то, что было создано Богом. Мы создали проклятую Землю.

— Дано ли тебе знать замысел Божий, сын мой?

— Когда я был маленьким, я любил строить песочные крепости. И мне очень не нравилось, если кто-нибудь ломал их. Или перестраивал по-своему.

— Теперь ты сравниваешь себя с Господом?

— Я пытаюсь объяснить мотивы…

— Ты приписал Ему действие, а теперь пытаешься найти мотив? Мотив к тому, что ты придумал? Тебе не кажется, что некая самонадеянность…

— Чёрт! — Карлос вскочил и быстро прошёлся — почти пробежался! — по маленькой и низенькой комнате. Из конца в конец три раза. — Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Ему не хватало слов, потому что привычные, которыми он уже всё для себя определил, подверглись насмешливому сомнению, доказательства оказались несостоятельными, требовалось что-то новое, а для нового нужны слова.

Которые пока не находились.

— Зачем ты меня мучаешь, старик? Ведь ты прекрасно всё понимаешь и, наверное, в душе соглашаешься со мной. Бог дал нам прекрасный мир, а мы превратили его в ад, и потому он проклял Зандр. И проклял нас.

— Послушай себя, сын мой, послушай и устрашись.

— Ты хотел сказать: устыдись? — Карлос остановился и вздохнул. Его широкие плечи опустились устало, словно после тяжкого труда. — Я должен устыдиться своей слабости? Своего неверия?

— Я сказал именно то, что хотел: ты должен устрашиться слов своих, Флегетон. Говоря о проклятии, ты пытаешься переложить на Бога грехи людей, пытаешься сказать, хоть и не понимая того, что Зандр сам, и всё в нём творимое, есть воля Божья. Ты хочешь сказать, что все ужасы Зандра происходят от проклятия, а не потому что люди это делают. Сами.

— Я знаю, на что способны люди, — глухо сказал Карлос. — Насмотрелся.

— И далеко не все они верят в того Бога, к которому обращаешься ты.

— Не все.

На некоторое время в комнате установилась тишина, не тяжёлая и не гнетущая — просто тишина, в которой люди думали. И нарушил её Карлос:

— Раньше мир был добрее, — произнёс он, словно подводя итог их разговору.

Но Матвей не согласился:

— Зандр создали те люди, что были раньше, — с грустью произнёс он, разрушая вывод, который Флегетон считал аксиомой. — Зандр получился из мира, который, как ты говоришь, был добрее. Добрые люди сотворили нынешний мир, сын мой.

— То есть ты тоже веришь в проклятие? — насторожился Карлос. — Только считаешь, что оно настигло нас намного раньше?

— Не считаю, — качнул головой Матвей. — Я лишь указываю тебе на ошибку в умозаключениях. Я напоминаю, что Зандр стал порождением мира, о котором ты тоскуешь.

— Не мира, а людей. Мир пострадал.

— Людям тоже досталось.

— Доведись все переиграть, никто бы не совершил такую ошибку.

— Об этом ты можешь только гадать.

— Ты не веришь в людей?

— Верю. — Матвей грустно улыбнулся. — Верю, что страшное испытание сделает их другими.

— Страшными?

Старик с печалью посмотрел на горячего собеседника, потеребил верёвочку, что опоясывала грубую черную рясу, и вздохнул:

— А вот ты в людей не веришь.

— Я знаю, на что они способны.

— Ты об этом говорил.

— И ты не убедил меня насчёт проклятия. — Флегетон уселся на колченогий стул и колюче посмотрел на Матвея. Флегетон наконец-то подготовил новые аргументы и был уверен, что сможет доказать свою точку зрения: — Бог проклял нас после Времени Света. За то, что оно было — Время Света. Люди его устроили и за это прокляты. И теперь они на наших глазах становятся зверьми.

— Все? — кротко поинтересовался монах.

— Нет, — после короткой паузы ответил Карлос.

— Кого же не коснулось проклятие?

— Мы оба знаем, что в Зандре встречаются сущие праведники.

— Они есть, — подтвердил Матвей. — Только они не праведники, а обычные, по меркам прошлого, люди: добрые, участливые, сострадательные.

— Проклятия не существует?

— Я думаю, нет нужды сваливать свои ошибки и преступления на Бога. Так мы замыкаем круг лжи и обрекаем себя на постоянное повторение зла. Нужно набраться храбрости и признать, что всё вокруг — творение рук человеческих. А если не признаем — будет хуже.

— Что может быть хуже Зандра? — усмехнулся Флегетон.

— Много чего, — пожал плечами Матвей. — Представь Зандр, в котором победили соборники. Или Зандр, в котором все поверили в проклятие. Или…

— Я понял, — перебил монаха Карлос. И извиняющимся тоном закончил: — Ты прав: есть кое-что похуже того Зандра, который мы знаем…

Зандр зол.

Зандр зол и подл, и иногда кажется, что он действительно проклят. Но даже в нём, безжизненном и беспощадном, оставались места, которые называли святыми. Или считали святыми. Или необычными. Или удивительными.

Даже в Зандре были места, которые признавали самые конченые падлы — признавали особенными и старались не трогать. А поскольку падлы не могли не грабить, не насиловать и не убивать, то эти места они обходили стороной.

Часовня Трех Мёртвых Святых.

Крест Большой Головы.

Два Колокола.

И ещё одно — Церковь-На-Огне: полуразрушенное здание, чудом уцелевшее во время извержения возникшего неподалеку вулкана Пионер. Потоки лавы прошли тогда справа и слева от побитого землетрясением храма, проложили себе русло в обход и никогда из него не выходили, а извержений со Времени Света было целых три. Не выходили, словно подземный огонь проникся уважением к белому храму с погибшей колокольней. Будто не посмел тронуть освящённое здание, у которого остался один-единственный купол с гордым крестом.

Или же не смог тронуть.

Лава не разрушила церковь, не приблизилась к ней, но и люди старались держаться подальше, напуганные соседством с непредсказуемым вулканом, и некоторое время здание оставалось пустым, подвластное ветрам Зандра и злым слезам его химических дождей. По всему выходило, что церковь должна была сгинуть в забвении новой и страшной Земли, но не случилось — на неё набрёл Матвей Дурак: седой, одинокий, с неизвестным прошлым старик, назвавшийся странствующим монахом. И сказавший, что дом Божий, устоявший во время катастрофы, отмечен особо и должен быть возрожден. И поселился при храме один.