Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

По жалобам, симптомам и при осмотре он заподозрил опухоль желудка. Был один признак, знакомый еще врачевателям Древней Греции: человек начинает испытывать отвращение к мясной пище, хотя раньше вовсе не был вегетарианцем.

– Оперировать тебя, Антип, надо. И чем скорее, тем лучше. Похоже, опухоль у тебя внутри.

Антип сразу поник. Что такое «рак», он явно не знал, но предстоящая операция пугала. Слишком много боли он причинял другим и потому боялся боли сам.

Никите даже интересно стало. Наверняка у него семья есть, дети. Вот как он, отмыв от чужой крови руки, приходит домой, целует жену, гладит этими руками детские головы? Для него это было дикостью.

Однако Антип взял себя в руки и стал расспрашивать, больно ли это, сколько стоит, и задавал еще массу других вопросов. Причем вопросы не сильно отличались от тех, которые задают в аналогичных ситуациях пациенты в двадцать первом веке – суть человеческая одна.

Выяснив все, Антип обещал подумать и ушел, а Никита вздохнул с облегчением – для него общение с палачом было тягостным. Он даже подумал – а не плюют ли вслед Антипу горожане? Только потом дошло, что палачи надевают на голову капюшон с прорезями для глаз, чтобы их потом не опознали. В других странах – той же Франции, например, были целые династии палачей. На Руси про такую преемственность Никита не слышал. Неужели на эту мерзкую службу люди идут добровольно, за деньги? Да и не такие большие деньги должны палачу платить. Наверняка бояре, ведавшие Пыточным приказом, сами в душе палачей презирали, хотя понимали их нужность для Приказа.

Никиту редко что могло удивить или шокировать, но встреча с палачом просто выбила его из колеи. Даже Иван обратил внимание:

– Что-то случилось?

– Неможется что-то, голова разболелась, – соврал Никита.

– Лучше всего отдохнуть. Ты, Никита, перетрудился. Шутка ли – за седмицу восемь операций.

Говоря по совести, оперировать палача Никите не хотелось – ну не лежала душа.

Антипа не было несколько дней. Никита успокоился и даже решил, что это к лучшему. Только не зря поговорка есть: «Вспомни черта – он и появится».

Около двух часов пополудни Антип явился и уселся на лавку напротив Никиты.

– Все, лекарь, сил терпеть нет. Что будет, то будет. Один раз помирать, а мучиться больше я не желаю. – С этими словами Антип достал деньги и положил их на стол.

Ох, как не хотелось Никите его оперировать! Но и отказать пациенту – грех, клятву Гиппократа все-таки принимал. Да и не в клятве дело – невзлюбил Никита пациента. Редко так у него бывало, но все-таки, и вот опять такой случай. Подавив вздох в зародыше, он кивнул. Тем более – две койки свободны, деньги нужны – на те же дрова, ту же воду. В Москве вода неважная была, из Яузы да Москвы-реки только для мытья полов и годилась. Хорошую, чистую воду водовозы из Мытищ возили, а за каждую бочку платить надо. Зато и вода у них вкусна.

– Иван, проводи Антипа в палату, пусть раздевается пока. Да Наталью зови, оперировать будем.

Это в его времени у больного анализы брали, другие обследования делали – рентген, УЗИ, ЭКГ. А у Никиты в лекарне с этим просто. Нужна операция – ложись на стол, здесь и сейчас. Он и рад бы обследовать больного, чтобы неприятных сюрпризов избежать, да только где он, рентген?

Антипа уложили на стол, привязали руки и тело к столу: выходя из эфирного наркоза, пациенты иногда буянили.

Палач же испугался того, что его привязали:

– Лекарь, веревки-то зачем? Неуж так больно будет, что не утерплю? Ты не говорил.

– А это чтобы ты не убежал, не расплатившись, – пошутил Никита.

– Я расплатился! – возмутился Антип.

– Наталья, пятьдесят капель, – не обращая внимания на реплику Антипа, скомандовал Никита.

В комнате запахло эфиром.

– Антип, считай вслух.

– Что считать?

– Да что хочешь, хоть овец.

– Одна, две, три, – голос Антипа становился все глуше и на счете «семь» замолк.

Кожу на животе Иван переваром ему уже обработал.

Никита перекрестился и сделал разрез, как привык в таких случаях – по белой линии живота. Добрался до желудка и поразился: черт, да как же Антип терпел? Плотная опухоль была размером с кулак, – едва ли не в треть желудка.

Никита застыл, соображая, что предпринять. Удалять желудок надо – это само собой, только это возможно, если метастазов нет. Он повертел желудок. Опухоль не проросла в поджелудочную железу, лимфоузлы не увеличены. Значит, можно продолжать операцию и есть надежда, что после нее пациент будет жить достаточно долго.

Никита взял в руки ланцет. А не чиркануть ли им по аорте? Минута – и палач мертв. Тогда зачем начинал? Антип и так бы умер месяца через три, и не надо было даже в мыслях брать грех на душу. А если Никита убьет его сейчас, чем он будет лучше этого Антипа? Сам станет палачом. Нет, надо делать все, как должно. Он не Господь, чтобы распоряжаться чужими жизнями.

Резекция желудка – операция сложная и для хирурга утомительная. Только часа через три Никита наложил последние швы на кожу. Теперь пусть высшие силы решают, останется палач жить или умрет.

Конечно, у Никиты, как и у любого другого врача, были смертельные исходы. Причин тому много: запущенная болезнь, слабое состояние пациента, не выдержавшего операции и наркоза, травмы, не совместимые с жизнью, – даже неудачное стечение обстоятельств. И потом, врачи тоже немного верят в мистику: ведь если на дежурство привезли пациента с ножевым ранением в живот – обязательно жди такого же второго. Закон парных случаев.

Но смерть пациента врач всегда переживает. Неправда, что доктор со стажем «выгорает». Так же чувствуется чужая боль, только доктор дистанцируется. Ведь если он расклеится и начнет пускать слезы сочувствия, помощник, избавляющий больного от страданий, из него выйдет плохой. И неправда, что врач любит пациента. Как можно любить чужих людей, которых и видишь-то в первый раз? Журналистский штамп, не более. Уважать человека, попытаться облегчить его страдания – это точнее. А подводя итог, можно сказать: у каждого врача – свое кладбище. Гордиться нечем, но такова жизнь. Каждый из нас смертен, у каждого есть свой смертный час, когда придет за ним Старуха с косой.

Удивительно, но Антип быстро пошел на поправку. На второй день после операции он уже сидел в постели. Перевязки переносил стоически, даже не стонал. Единственное, на что сетовал, – нельзя есть. Был бы зонд – покормить можно было бы, но где взять резиновую трубку?

На четвертый день, чтобы пациент не умер от голода, пришлось делать ему питательную клизму. Неблагозвучно? Так ведь в медицине не только белые халаты, но кровь, гной и неприятные запахи. Кто брезглив, тому в медицине делать нечего.

Был такой способ кормления. Делали бульон и вводили его клизмой в прямую кишку. Всасывался бульон хорошо, и это позволяло протянуть пациента до его кормления естественным путем.