Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

– Нравится? – остановился рядом монах в черном подряснике.

– Очень! Но мне бы к игумену Михаилу.

– Пойдем провожу.

Игумен оказался человеком совсем еще не старым, хотя Никита представлял его старцем с длинной седой бородой.

Поздоровавшись, Никита вручил ему письмо, которое игумен тут же внимательно прочитал.

– Послушником стать хочешь?

– Хочу.

– Одного желания мало. Тебя ведь Никитой зовут?

– Да.

– И в письме сказано, что лекарь ты изрядный.

– Приукрашено.

– Э нет! Отец Иосиф всегда точно говорит. Так тебя к нам сам Господь привел.

– Неужели болен кто?

– Болен? Да у нас треть монахов с холерой лежат! И в городе эпидемия идет.

– Скажи монахам: воду пить только кипяченую, пищу вкушать только после огня – вареную, жареную, но не сырую. И главное – руки мыть со щелоком, а еще лучше – протирать переваром. И как можно чаще, не только перед едой. Да, едва не забыл: на время эпидемии руки священникам прихожанам не целовать.

– И все?

– Все! Через неделю новых заболеваний не будет.

– На вечерней молитве сам братии обо всем скажешь. А с больными что делать?

– Пить давать побольше – можно подсоленную воду.

– Так просто?

– Ну, если не затягивать, то все благополучно разрешится.

– Вот тебе первое и главное послушание в монастыре – лекарем будешь.

– Как скажешь, игумен.

– Сейчас тебе твою келью покажут, а после – болящих посмотри.

– Слушаюсь.

Игумен позвонил в колокольчик, и на звон явился молодой послушник.

– Отведи нашего нового послушника Никиту в угловую келью, что пустует, потом с распорядком ознакомь и болящих покажи. Он лекарь, это его послушание.

Послушник склонил голову.

– Давай помогу, – обратился он к Никите, имея в виду его поклажу.

– Мне не тяжело.

Однако послушник взял узел с вещами и донес его до кельи.

– Располагайся.

Келья была маленькой два на два метра, оконце узенькое, забрано слюдой. И обстановка в ней была аскетичной: жесткий топчан, стул, сундук для вещей. «А чего ты ожидал, Никита? – спросил себя лекарь. – Это не хоромы княжеские».

Оставив вещи в келье, они направились к болящим.

К сожалению, у всех у них – у двух десятков – была самая настоящая холера. Один из них был тяжелым – тот, кто заболел первым. Он уже не мог ни есть, ни пить и к вечеру преставился. Зато других Никите удалось выходить. Монастырский ключарь привез из города перевар – кувшин его поставили в трапезной, и перед едой все монахи и послушники поливали себе руки самогоном.

Но выздоровели все далеко не сразу. А вечером, после молитвы игумен дал слово Никите. Как мог, тот объяснил, что причина болезни кроется в грязной воде, в миазмах – не будет же он говорить о холерном вибрионе?

Все слушали внимательно и к сказанному Никитой отнеслись серьезно. А на следующий день уже священники во всех городских церквях и храмах рассказывали все это прихожанам. И бич всех городов – холера постепенно пошла на убыль.

Зато авторитет Никиты среди монастырской братии сразу вырос. За пару недель, кроме мер по холере, Никита успел пролечить несколько монахов от застарелых болячек.

Не успела утихнуть холерная эпидемия в городе, как пришла беда, откуда не ждали. Вечерняя молитва была прервана вошедшим, даже скорее – ворвавшимся в монастырскую церковь пропыленным стрельцом:

– Беда! Калмыки к городу подходят, в десяти верстах отсюда! – выкрикнул он и убежал.

Это был один из конного дозора, высланного в степь астраханским воеводой.

Игумен тут же приказал бить в колокола. Тревожно загудел набат.

Новости обычно узнавали на торгу – так он днем бывает, а колокольный набат услышат все, имеющие уши.

Монахи тут же заперли ворота. Монастырь переходил на осадное положение, а настоятель на время становился воеводой.

Находился монастырь за чертой города, в версте на север от городских стен, и первый удар принимал на себя, служа своеобразным форпостом.

Видимо, нашествия степняков бывали не раз, потому как действовал настоятель решительно и быстро. Монахам раздали оружие, игумен определил дозорных на стены и у ворот.

Никита получил саблю в ножнах и короткое копье-сулицу. Его, как неопытного воина, поставили в пару с бывшим стрельцом, а ныне иноком Василием, дозорными на стену. Сверху видно было, как вдали, на городских стенах, зажглись факелы – Астрахань готовилась к обороне.

Велико ли войско неприятеля, никто не знал. В слободках Сиановой, Безродной, Теребиловке, Солдатской, Ямгучереевой, Армянской, Татарской собиралось и вооружалось ополчение.

В полночь Никиту с Василием сменили.

– Пошли спать, – сказал Василий. – Еще неизвестно, как завтра сложится день и удастся ли следующей ночью выспаться.

Однако спалось им тревожно. Никита все время прислушивался, но потом все же уснул.

После заутрени пошли завтракать, но Никита обратил внимание, что ели не все.

– Пост у них строгий, что ли? – спросил Никита у соседа.

– Нет, – немедленно отозвался тот. – Если бой будет, и ранение в живот получат – с пустым брюхом есть шанс выжить. А с полным – увы!

Как же он сам не догадался? Не воин он – это правда, но как врач мог бы и сообразить.

Однако так поступали не все, а в основном те, кто имел боевой опыт.

Не успели доесть кашу, как тревожно ударил колокол. Все кинулись по местам, определенным настоятелем – на башне и у ворот.

Никита сначала увидел пыльное облако, приближающееся к городу. Постепенно стало видно – идет конница. Это калмыцкий хан Хаурмак шел с набегом на город, ведя за собой тридцатитысячное войско. Никите с непривычки войско показалось просто огромным, и он сначала испугался – как устоять против такой рати? Даже корить себя стал – кой черт его в Астрахань принес? Хотел попробовать от мира удалиться – поехал бы в Вологду или в Суздаль.

Меж тем неприятельская конница была уже рядом, и он видел узкоглазые, желтоватые азиатские лица – типичные степные кочевники.

Основная масса конницы прошла дальше, к городу, но от всадников отделился небольшой, сотни в две отряд и поскакал к монастырю. В деревянный столб, держащий навес над стеной, вонзилась стрела.

– Ты что высовываешься? – закричал Василий Никите. – Стрелу в глаз заполучить хочешь? За зубцом укрывайся!

На стенах шли высокие зубцы – как на кремлевской стене. Только теперь Никита понял, что зубцы эти не для красоты, а для того, чтобы обороняющиеся могли укрываться за ними. Толково придумано!

Для начала калмыки осыпали защитников стрелами, не причинив, впрочем, вреда. Они проскакали вокруг монастыря, высматривая слабые места – вдруг стена где-то низкая или недостроена? Но стены были кирпичными или каменными, и высотой около четырех метров – даже с лошади, встав на седло, дотянуться руками до верха было невозможно.