Андрей Посняков - Зов крови

Отдохнув у готов и прихватив с собой их воинов, князь намеревался дойти до Данапра-реки и затем, от порогов, повернуть на север, так и подняться вверх по течению, по льду, до славного города Данпарстада – признанной столицы отсготов. Уж там, с попутным купеческим караваном отправиться по валашскому пути в Дакию и через нее – в Паннонию, которые формально считались римскими провинциями и подчинялись императору Валентиниану, но, по сути, давно уже управлялись сами по себе. Одним из таких «конкурсных управляющих» и был в свое время Аттила. Не так уж и давно. Где-то в тех местах, в Паннонии, грозный повелитель гуннов и обрел свое последнее пристанище на дне широкой реки, никто не знал – какой? Дуная-Данубия, Тисы, Савы? Впрочем, Саргана что-то об этом проведала и держала себя довольно уверенно, стойко перенося все трудности и тяготы пути и, кстати, ничуть не выпендриваясь, хотя, признаться, Радомир чего-то подобного опасался. Ан, нет – никаких проблем с воительницей и ее гуннами не возникало. Правда, грозная гуннская дева иногда посматривала на князя так… таак! Сверкала степными своими глазищами, черными, как непроглядный бархат южных ночей, посматривала… Как когда-то та же Катерина Олеговна, учительница, с которой Родион… Ну, то дело прошлое.

Для бывалого туриста Рада сей зимний поход тоже не представлял особой трудности – хаживали когда-то в Хибины, знаем! Как снег раскопать-вытоптать, костерок развести – все пройдено, и не раз.

Поворошив длинной палкой тлеющие угли костра, молодой человек вспомнил друзей туристов – да и как было не вспомнить? Дядю Мишу – «Валентиныча», забавную девчонку Валю, ту же Катерину Олеговну – ту еще туристку, заядлую, ребят. Как сидели вот так же, в снегу, у костра, пели под гитару песни. Митяева, Визбора, Окуджаву – их Валентиныч любил. Родион, правда, предпочел бы репертуар пожестче, типа «Наив» или хотя бы «Арию», но тоже подпевал, слушал.

Нелегко приходилась в Хибинах, особенно, когда в первый раз. И стертые в кровь ноги, и засыпанная лыжня, и злой ветер в лицо. А за плечами – тяжелый рюкзак, а впереди – перевал, и до отдыха еще о-очень и очень долго. Ничего, все равно шли. Падали, поднимались, смеялись над собой, уматывались так, что казалось, и не встанешь. А вечером, разбив палатку-шатер, все равно пели песни. Рад и сейчас затянул вполголоса ту, которую более-менее помнил:

Даже слезы на глаза навернулись, подумалось вдруг – неужели этого никогда больше уже не будет? Палаток, воткнутых в снег лыж, тихого гитарного перебора… Чьи это воспоминания теперь? Его, Радомира… или того, Родиона, что остался в больнице с загипсованною ногой? И кто он, Рад, такой? Господи, знать бы!

– Не спишь? – выбралась из шатра Хильда. Смешная – закутанная в волчью доху, хотя и не очень-то холодно сейчас было, тем более здесь, у костра. – А, мягко, – подойдя ближе, княгинюшка бросила доху в снег, уселась, протянув к огню руки.

Радомир тут же перебрался к супруге, обнял за плечи:

– Замерзла, милая?

– Так…

– А и в правду – мягко.

– Чем на голом снегу-то сидеть!

– Так не на голом – на пенке… ну, дощечку подложил.

Волна нежности накатила на Радомира, поднялось из груди что-то доброе, домашнее, теплое. Хильда… Единственная, кто знает о нем все! Или – почти все, многое. Родная.

– Ты что так смотришь? – повернув голову, прошептала супруга. В блестящих глазах ее отразились оранжевые сполохи пламени – костер-то разгорелся, Рад подкинул полешек.

– Люблю тебя.

– Я тоже…

Жаркий поцелуй… Треск костра. И чьи-то осторожные шаги сзади. Радомир даже головы не повернул, знал – чужие здесь не ходят. Правда, все равно, любопытно было – кого это принесла нелегкая в столь поздний час? Сменившийся часовой решил погреться? Так, вроде бы не время еще. Хотя…

– Не помешаю, князь?

Саргана сбросила плащ и, не дожидаясь ответа, уселась напротив супругов.

– Тоже сон не идет? – вскинула глаза Хильда. Воительница повела плечом: – Скучно. Даже поговорить не с кем. Мои парни – дети степей, с ними не очень-то поболтаешь. А хочется!

Кто бы спорил. Вообще-то, понять деву можно – дни напролет все со своими гуннами, молчаливыми, как индейцы – слова лишнего клещами не вытащишь. Хотя не все гунны такие, далеко не все. Вот хотя бы Миусс – очень уж поболтать любит… или любил? Кто знает, где он сейчас?

– В Паннонии, верно, я и останусь, – вскинув голову, Саргана взглянула на бесчисленные россыпи звезд. – Там тоже степи. Как у нас, дома. И есть большие и богатые города, так что, если вдруг станет скучно… – не докончив фразу, воительница негромко рассмеялась.

Размякла, даже как-то роднее стала, что ли. Ни надменного взгляда, ни гонора… Просто обычная девчонка, пусть и раскосая. Степная красавица. Интересно, сколько ей лет? Наверное, где-то двадцать пять, а может, и того меньше – женщины в эти времена старились рано. Хотя – Саргана все ж не простолюдинка, а гуннская княжна. Или как там у них называется – каганша?

Хильда насадила на кончик копья горбушку, поджарила над костром, разломив, протянула кусочек гостье:

– Будешь?

– Давай… Ум-м – вкусно, – захрустев корочкой, воительница снова подняла глаза к небу. – У-у-у, сколько звезд. В степи всегда так… звездно. Одна, две, три… юкси, какси, колми… много.

Радомир вздрогнул – чего это Саргана по-фински заговорила? Хотя нет – это же гуннский. А гунны – тюрки? Или все-таки угро-финны? Кто знает. Судя по языку – финны. Кстати, венгры – будущие венгры – тоже какая-то угро-финско-тюркская смесь, даже страну их называли Хунгария – от «хунну» – гунны. Ну, плюс потом – через несколько сотен лет – и половцы-тюрки добавились. Оттого и язык такой у венгровмадьяр – непонятный и явно не европейский. А вот с финским – схож, еще бы…

– У меня муж когда-то был, – неожиданно улыбнулась Саргана. – Очень знатный человек и великий воин. Погиб на Каталаунских полях, в Галлии.

– Я помню это сражение, – тихо промолвил Рад.

Битву-то он, конечно, помнил – сам же в ней и участвовал, едва не погиб. А вот мужа Сарганы… много там гуннов было, и знатных, и простых. Германцев, конечно, куда больше. С обеих сторон.

– Второй муж тоже был богат и знатен, наполовину – ромей, нас Варимберт-херцог знакомил. Тот тоже умер, не Варимберт, – супруг. От черной смерти сгнил. А я вот, спаслась… наверное, благодаря бабке – та знатной колдуньей была, на всю степь славной. Ты что дрожишь, княгиня?

– Зябко, – Хильда поежилась, и князь заботливо прикрыл супругу краем дохи.

– Сам Эллак, сын повелителя, ко мне сватался, – прикрыв глаза, продолжала воительница – видно, приятно ей было поговорить, бывает. Особенно – в дальнем походе.