Ринат Таштабанов - Обратный отсчет

Я проваливаюсь все глубже, растворяясь в прошлом. Стараюсь вызвать в памяти только одно, – то хорошее, что случилось со мной за все эти годы – ее лицо, ее руки, ее губы. Машулька. Единственный человек, которому я нужен такой, какой я есть. Без таланта выживать, убивать, ненавидеть. Ей нужен я настоящий – способный любить.

И едва я подумал о Маше, замечаю, как тьма вокруг меня сереет, исчезает. В отдалении возникает смутный образ. Он движется мне навстречу. Легкие развевающиеся одежды едва скрывают худенькое тело. Обритая там, в Убежище, голова здесь покрыта густыми шелковистыми волосами. Машулька. Она идет, положив руку на округлый живот, глядя на меня глазами, наполненными светом. Мне хорошо здесь. Боль, страх, волнение – все осталось позади. Наверное, так чувствуешь себя, когда возвращаешься домой после долгих лет отсутствия.

Я заключаю ее в объятия. Чувствую ее запах. Она молчит, только прижимается ко мне, тихо плачет. Машенька, Машулька. Сколько же мы пережили с тобой за эти долгие годы? Теперь я знаю, наша встреча была не случайна. Воспоминания обрушиваются как девятый вал. То, что еще недавно было похоронено под спудом обыденности, черных, похожих один на другой дней, сейчас восстает ярким отчетливым образом. Я помню тот день, когда мы, прожив столько лет в нашем тесном мирке – в Убежище, буквально нашли друг друга. Сама судьба свела нас. Это было три года назад. Она на пятнадцать лет младше меня, родилась уже в Убежище, но разницы в возрасте не чувствуется. Жизнь после Удара заставляет быстро взрослеть… Маша что-то шепчет мне на ухо.

Слушайте, как это было…

Три года назад. Ночь. Окраины Подольска

– Крот! А ты уверен, что они придут? – спрашивает бритоголовый парень у своего напарника – тощего сутулого мужика лет сорока, с вытянутым лицом и глазами навыкате. Видя, что Крот не реагирует, парень добавляет:

– А то я заманался уже, сколько ждать-то можно! Ты вчера говорил, что они скоро подвалят, – греясь, он вытягивает руки в сторону едва теплящейся «буржуйки», сделанной из металлической бочки.

Крот стоит возле заколоченного досками окна с «Сайгой» в руках. Он нехотя поворачивает голову. Смотрит на парня и лениво думает, что, судя по интонации, Топор опять начинает терять терпение.

Все в Убежище знают: Топор и в обычных ситуациях особой выдержкой не отличается. И это многодневное безвылазное пребывание на складском комплексе, расположенном недалеко от «Железки», – места, названного так из-за проходящей рядом железной дороги, – уже порядком достало его. Хотя жизнь в бывшей кладовой, помещении пять на шесть метров, теперь переоборудованной под герметизированный и хорошо укрепленный пост, где можно поспать и поесть, нельзя назвать невыносимой. Служба здесь идет вяло, без особых происшествий. Вот только случись чего, на быструю помощь рассчитывать не приходилось. Рация здесь работает через пень-колоду, особенно когда, как сейчас, поднимается снежная буря. Поэтому, пока не придут сменщики, дозорные сами за себя. Одно хорошо – «фишка» эта стоит на пересечении нескольких дорог, поэтому сюда, на второй этаж, частенько заглядывают разведчики и поисковики, возвращающиеся с заданий. А значит, у дозорных есть возможность разжиться «ништяками», выменяв их на лишку боезапаса, перерасход которого всегда можно списать на отстрел выродков – забитых, опустившихся до животного состояния людей, роющихся по свалкам и промышляющих, по слухам, каннибализмом. Особых проблем они обычно не доставляют, разбегаясь при первом приближении вооруженного человека. Да и потрепаться о том, о сем с опытными бойцами, узнать, что и как, там, на «дальняках», дозорным тоже интересно. Топор-то в бродильщики, как он называет поисковиков, особо никогда не рвался, довольствуясь малым и вполне тепленьким местечком.

– А ты, как всегда, когда до дела доходит, на измене сидишь? – ворчит Крот. – Я тебе уже сто раз говорил, да, пойдут. Смотри, как на улице метет! Раз они вчера не пришли, значит, тащат чего-то. Раз с прибытком, значит, к нам заглянут – передохнуть, оправиться. Если ты другую хоженую дорогу знаешь, то давай, просвети меня!

– А инфа точная? – не успокаивается Топор.

– Точнее не бывает! – рявкает Крот. – Сам на днях слышал, как раз перед тем, как мы на дежурство заступили. Батя приказал отряду еще раз дальние склады прошерстить, вдруг что новое найдется. И знаешь, кто в группе еще?

– Кто? – переспрашивает Топор.

– Машка! Ее Хирург в последний момент к группе приставил, чтобы она по медицинской части позырила, вдруг чё есть на «дальняках».

– Опа, фартово! – Топор поднимается со стула и подходит к товарищу. – То-то я смотрю, она за день до того, как мы сюда пришли, пропала. Думал, заболела, уже проведать хотел. Значит, ночью они пошли, тайно, чтобы никто не заметил. А чего ты молчал?

Парень легонько хлопает напарника по плечу.

– А чтобы ты раньше времени слюни не пускал, – смеется Крот. – Я же знаю, как ты на нее смотришь. Ты бы мне уже весь мозг проел, пока мы на «фишке» торчим. Но ты свою варежку раньше времени не развевай, не по тебе бутон. В очередь записывайся, – Крот оттягивает маску респиратора и смачно сплевывает на пол. – Там желающих подкатить знаешь столько?

Топор с ненавистью смотрит на товарища, тяжело дышит и, как бы случайно, поворачивает «обрез» двустволки в сторону Крота.

– Ты полегче там, а то…

– А то что? – поддевает его Крот. – Грохнешь меня? Ты за базаром следи! Мы не в Убежище. Всякое, как ты знаешь, может произойти. Вздумаешь из-за девки быковать, не посмотрю, что ты с Черепом в близких, мозги быстро вправлю, понял? Не хватало еще, чтобы мы из-за этой козы поцапались. Другие дела есть.

Топор сопит, силится что-то ответить, затем говорит:

– Ты только сам на нее не смотри! А то я знаю, как ты на баб пялиться любишь!

– Не боись, зырить не буду, – отмахивается Крот. – Так, парой слов перекинусь, и все. У меня есть с кем развлекаться, и без ломок – буду, не буду, хочу, не хочу. Это ты, придурок, себе сказку выдумал после ранения, что она типа твоей будет. Только сам подумай, если бы она со всеми, кого на ноги поставила после огнестрела или болезни какой, в любовь играла, кем бы она тогда была, а? Тем более, возле нее Тень частенько ошивается, а ему лучше дорогу не переходить.

– Да пошел ты! – обиженно тянет Топор. – И без тебя тошно уже.

– Сам пошел! – рявкает Крот. – Разговорчивым больно стал. Чё, «химза» твоя уже все мозги выела? Чем тебя «марки» не устраивают?

– «Марки» для детей, – морщится Топор. – А я по-взрослому, как старшаки, кольнешься – и прямо чувствуешь, как огонь по жилам бежит, силы столько, что… – Топор замолкает, подбирая слова. – Это тебе не галюники смотреть.