Ринат Таштабанов - Обратный отсчет

Я думаю, что «хватуны», судя по тонким пергаментным обрывкам кожи, свисающим с потолка, играют роль передовой защиты, действуя по принципу «свой-чужой», отсекая пришлых, если такой безумец найдется. Без огнемета здесь не пройти. С другой стороны, откуда здесь взяться чужому? Это означает, что «хватунов» иногда подкармливают… От этой мысли меня бросает в жар.

«Уж не мной ли, – ужасаюсь я. – Хотя нет, вряд ли, по крайней мере, не сейчас. Я им нужен живым».

Но утешительные мысли испаряются, едва я замечаю, что стебли задерживаются на мне. Ощупывая тело и особенно раны, «хватуны», заметно дрожа, раскрывают рты.

От страха я покрываюсь испариной. Я не хочу так подыхать! Чувствовать, как внутри тебя под действием кислоты разжижаются внутренности, а мясо отделяется от костей…

В этот момент один из каннибалов с воплем рвется вперед. Выбежав из зарослей, он останавливается, переминаясь с ноги на ногу и внимательно наблюдая за нами. Остальные потрошители замирают, ни движением, ни звуком не выдавая себя. Лишь по их учащенному дыханию я понимаю, каких усилий стоит им оставаться рядом со мной.

Замечаю, как напрягается Шрам, а Урод, чуть ослабив веревку, глядит на меня и подносит палец к губам. Шрам взглядом приказывает двум каннибалам следовать дальше, отвешивает карлику подзатыльник и что-то шепчет ему на ухо. Урод кивает, они со Шрамом обнимают меня.

Чувствую, как часто бьются их сердца. Я догадываюсь, что таким образом они заглушают мой запах. Странное ощущение: твари, которые жрут все живое, спасают мне жизнь. «Хватуны», точно потеряв меня из виду, обмякают. Идя бочком, мы постепенно продвигаемся к выходу. Судя по глазам, готовым вылезти из орбит, Шрам делает над собой огромное усилие, чтобы повиноваться приказу любой ценой оберегать мою жизнь. Но зачем? Вопросы без ответов преследуют меня уже второй день.

Наконец мы проходим опасный участок. И едва «хватуны» остаются позади, Шрам, подскочив к вжавшемуся в стену каннибалу-трусу, достает нож, приседает и двумя четкими движениями перерезает паникеру ахилловы сухожилия. Затем, вместе с двумя другими людоедами, они поднимают вопящего труса и, раскачав за руки и ноги, швыряют в самую гущу зарослей «хватунов».

Едва людоед оказывается среди стеблей, они быстро опутывают его, сжимаясь вокруг тела подобно взбугрившимся мышцам. Рты раскрываются, впиваются в плоть. Слышится размеренное чавканье и визг. Я вижу безумные глаза каннибала. Потрошитель дергается, пытается вырваться, но вскоре затихает.

– Идем! – бросает мне Шрам.

Карлик дергает веревку, и наша группа скрывается за поворотом…

Туннель кажется бесконечным. Факелов заметно прибавилось. По стенам пещеры крадутся призрачные тени, так похожие на грешные души, обреченные на вечные скитания в подземье. Представляю, как они встречают меня, миновавшего невидимую черту меж двух миров – мертвых и живых.

Вскоре мы подходим к деревянной двери, вделанной в проход. Грубо сколоченное полотно оббито железными полосами.

Каннибалы останавливаются. Шрам подходит к двери и несколько раз ударяет обухом тесака по металлу. С той стороны слышатся голоса, лязгает задвижка, и я вижу, как в открывшееся оконце выглядывает людоед.

«Это у них типа гермодвери, – догадываюсь я. – Но зачем? Неужели здесь, в глубине, даже потрошителям есть, кого бояться?»

Мои мысли прерывает возглас каннибала, открывшего задвижку:

– Привели его?

– Да, – отвечает Шрам, – как и приказывали.

– Хорошо, – стражник окидывает нас долгим взглядом. – Заходите.

Окошко закрывается. Раздается скрежет, и дверь, скрипя давно не смазанными петлями, открывается. К запаху подземья примешивается новый – резкий, зловещий. Этот запах ни с чем не перепутать. Пахнет смертью и кровью. Причем свежей. Меня передергивает.

«Меня что, привели на бойню?!» Я тут же жалею, что не подох раньше. Думаю разбежаться и разбить голову об стену. Чувствую, что карлик, видимо, поняв мое намерение, резко натягивает веревку.

Разум заполняется странным шепотом: «Твой конец близок, я жду тебя…»

Каннибалы стоят молча. Явно чего-то ждут. Я кручу головой, стараясь понять, откуда идет звук. Краем глаза замечаю какое-то движение впереди. Свет, отбрасываемый факелами, бьет в глаза. Не могу точно разобрать, кто там стоит впереди. Неуловимо знакомый образ – низкий, чуть сгорбленный силуэт и огромная тень, напоминающая собачью.

«Старуха и волкособ! – осеняет меня. – Здесь?»

Не знаю, что на меня находит. Наверное, от отчаяния я выкрикиваю:

– Эй, ведьма! Кто ты?

Мои слова эхом разносятся по туннелю.

В следующую секунду я получаю страшный удар в челюсть от Шрама. Моя голова дергается в сторону. Я не рухнул на землю только потому, что карлик тянет на себя веревку. Перед глазами все идет кругом. Кровь тонкой струйкой бежит из угла рта. Падаю на колени. Замечаю движение и поднимаю голову. Размытый образ старухи сменяется коренастой фигурой. Ко мне подходит каннибал, одетый в замызганный строительный комбинезон. В руках у него копье.

Он наклоняется, смотрит мне в глаза и, прежде чем я теряю сознание, произносит:

– Добро пожаловать в наш мир, тварь!

Время отматывается назад. Я словно попал в гигантский водоворот, который затягивает меня в прошлое. Перед глазами мелькают образы, воспоминания, лица. Неясные поначалу, они постепенно обретают знакомые черты, словно кто-то настраивает резкость.

Я вижу их – людей Убежища. Худые, изможденные, больные – живые мертвецы, чья агония длится уже столько лет. Они стоят в ряд, смотрят, показывают на меня пальцами, что-то шепчут. Мне кажется, они в чем-то обвиняют меня. За ними виднеются люди с оружием. Их лиц не разобрать – скрыты за масками противогазов. Кажется, что на меня уставились черепа с глазницами, наполненными лютой злобой. Пытаюсь найти хоть кого-то, кому я еще дорог. Есть здесь такие? Ответа нет. Я иду сквозь этот ряд. Впереди темнота. Может быть, я уже умер? Но где тогда светящийся коридор, о котором так любят говорить все те, кто хоть раз переступал незримую черту, отделяющую мертвых от живых? Враки все это. Нет ни ада, ни рая. Мы все обречены на мучения, что в этой жизни, что в посмертии. Там нас ждет такая же борьба, боль, страдания. Никто не стоит у врат и не взвешивает на чаше Судьбы твои грехи. Праведники и грешники, убийцы и их жертвы – они остаются теми, кем были при жизни. Может, это и есть наказание – каждый день делать то, за что ты себя ненавидел, а? Кто знает ответ? Бог? Слышит ли он меня? А может, в этом и заключается правда жизни – все мы равны, там, по ту сторону, и он тогда зло подшутил над нами, дав ложную надежду на справедливость и отмщение? Или мы сами в ответе за себя? От нас зависит, кем ты окажешься здесь, по ту сторону врат? Аз есмь! Только теперь я понимаю настоящее значение этого выражения.