Ринат Таштабанов - Обратный отсчет

От панических мыслей меня отвлекает едва различимый шорох. Поворачиваю голову и вижу, что я в помещении остался один, карлика нет.

«Мля! Гад! Бросил! Сейчас пойдет и сдаст меня, чтобы спасти свою шкуру!»

Все эти мысли скачут в голове, когда я замечаю Игоря, быстро спускающегося из соседнего окна по занесенным снегом лесам. Мои пальцы стискивают приклад ружья. И пристрелить-то нельзя!

Пытаюсь сообразить, что делать дальше. Внезапно мой взгляд падает на оставленную Игорем котомку. Она подозрительно шевелится.

«Он оставил мне крыс! – догадываюсь я. – Что за фигня, зачем?»

Смотрю на карлика, который уже подлез под забор и, быстро оббежав участок по дуге, что есть духу рвет по заснеженной целине в противоположную от дома сторону. Мое сердце гулко ухает и замирает, едва я осознаю, что он задумал.

Игоря замечают. Слышатся крики:

– Урод, стой! Кому говорят! Стой, падла!!!

Каннибалы разворачиваются и бегут за ним. Карлик мчится по прямой в глубь поселка, уводя преследователей от меня и от реки. Нельзя терять ни секунды! Схватив рюкзак и котомку, я вылезаю в окно и, едва не слетев с лесов, приземляюсь в сугроб. Ныряю в лаз под забором и, где кувырком, где бегом, оказываюсь на берегу реки.

Несусь по льду. Рюкзак и котомка колотят меня по спине. Хочется сорвать противогаз. Сердце бешено стучит о ребра. Под ногами похрустывает лед. Главное – не провалиться в полынью, иначе все, амба, на таком морозе оледенеешь за минуту.

Еще ни разу в жизни я не бегал с такой скоростью. Ружье с каждым метром словно прибавляет в весе. Злость, ненависть к самому себе душат меня. Я понимаю, что ждет Игоря, когда его поймают. Что могло его толкнуть на такой шаг – спасти меня ценой собственной жизни?! Слышу, как позади меня, в отдалении, со стороны поселка хлопают несколько ружейных выстрелов. Затем раздается дикий нечеловеческий крик, от которого кровь стынет в жилах.

«Поймали!»

Крик нарастает, эхом катясь по заснеженному руслу реки.

«Откуда в его легких столько воздуха?! Что же они с ним делают, если он так орет?!»

Надсадный вопль срывается на визг и обрывается. Воцаряется мертвая тишина. Я останавливаюсь. Пытаюсь отдышаться. Прислушиваюсь. Вроде погони нет. Вспоминаю слова Эльзы: «Вы плесень этого мира». По моим щекам текут слезы, а перед глазами возникает лицо Машеньки. Она что-то говорит мне, протягивает руки. Это придает мне сил. Я знаю, меня кто-то предал из своих, но я должен вернуться и защитить ее и ребенка. И я иду в ночь. Обратно. Домой. В Убежище…

Полночь. Недалеко от Раменского

По замерзшему руслу Москвы-реки, хорошо видимый в полном свете луны, несется волкособ. Тяжелое надсадное дыхание хищника разносится в морозном воздухе. Если приглядеться, то можно заметить, что могучую шею животного обхватывает шипастый ошейник, к которому приторочен кожаный мешочек.

Волкособ бежит без передышки уже много часов. С того самого момента, как Эльза, покинув пещеры, надела на него ошейник и прицепила мешочек с посланием. Затем она шепнула волкособу: «Домой! Беги как ветер! Ты должен успеть!», и хищник рванул прочь от Сьян. Это место никогда ему не нравилось.

Пар вырывается из раскрытой пасти волкособа. Бока работают, словно кузнечные меха. В сумраке углями горят буркала. Цербер, ориентируясь лишь по одному ему ведомым приметам, сворачивает с русла реки и устремляется к пологому берегу. В нос ударяют знакомые запахи. Хищник все ближе к своей цели. Взбежав на пригорок, волкособ оглядывается по сторонам. Задрав голову, он долго и протяжно воет. Затем Цербер спускается и бежит вперед, туда, где, хорошо видимый на фоне луны, точно средневековая крепость, окруженная башнями, виднеется монастырь…

– Андрей, ты слышал? – высокий человек в бушлате, очках и респираторе высовывается с верхнего яруса колокольни, которая сторожевой башней высится над пятью главами храма. – Вроде как Цербер выл, – человек сжимает в руках арбалет. Облокотившись на кованое ограждение, он смотрит вдаль, в сторону Москвы-реки.

– Данила, сколько раз тебе говорить! Зови меня Андрий ! – ворчит второй дозорный, с маской на лице и в самодельном респираторе. Передвигаясь на коротких и кривых ногах, он едва достает первому до груди. – Хоть и силой ты не обделен, а мозгов как у младенца. Не дай бог, отец-настоятель узнает, что тогда с тобой будет? Отправит хлев чистить!

– Да ладно тебе, – отмахивается Данила. – Ты не скажешь, он и не узнает. Все никак привыкнуть не могу. Чем простое имя хуже?

– Снова крамолу говоришь! – злится Андрей. – Лучше подсади меня, я посмотрю! – дозорный маленькими, точно детскими ручонками берет бинокль, висящий у него на шее.

Данила ухает и, обхватив напарника за пояс, приподнимает его над собой.

– Ну, видно чего? – спрашивает он.

– Да так, непонятно, все сливается, – нехотя отвечает Андрей, шаря биноклем из стороны в сторону. – Хорошо хоть луна сегодня полная, и облаков нет, и так увижу.

– Ну, с твоими-то глазами и бинокль не нужен. Эх, нам бы ПНВ сейчас, – мечтательно говорит Данила.

– Не положено! – бросает Андрей. – Книги не те читаешь! Смотри, батюшка узнает! Опять высекут! Забыл, что на проповеди говорили? Все от лукавого пошло, все эти механизмы електрические с оружием. Потому и смута была, и война началась, что люди от земли оторвались, место свое забыли, богу ровней себя возомнили! Мозгами-то шевели, а то так и проходишь в послушниках, без пострига. А то и вовсе в трудники угодишь!

Данила молчит, размышляя, почему пользоваться огнестрельным оружием и приборами ночного видения нельзя, а смотреть в обычный бинокль можно. Парень сопит, пытаясь удержать напарника на сильном ветру.

– Опускай! – командует Андрей, заметив в отдалении серую размытую тень. – Вижу его, бежит как ошпаренный!

Данила ставит дозорного на ноги.

– В колокол бить будем?

– Нет, – мотает головой Андрей, – не ко времени сейчас.

– Ты тогда здесь стой, а я вниз, братьев предупрежу, чтобы ворота открывали, – говорит, разворачиваясь, Данила.

– Лады! – соглашается Андрей. – Только туда и обратно! Я совсем смерз уже, испроси подмены заодно!

Данила кивает и, припадая на более короткую ногу, спускается по лестнице. Обернувшись, он кричит:

– Я скоро! Бди там!

Андрей лыбится под маской респиратора.

«Беги, беги, юнак, – кивает он. – Интересно, чего это нелегкая нам от ведьмы принесла?»

Дозорный, приплясывая от холода на площадке, видит, как Данила, добежав до братского корпуса, исчезает в дверях. Скоро оттуда выскакивают два человека в длинных, до пят, черных одеяниях. Напяливая на ходу бушлаты, они бросаются к воротам. Со скрежетом отомкнув калитку, братья ждут волкособа. Один из монахов берет глухо рычащее животное за ошейник и отвязывает небольшой мешочек.