Александр Трапезников - Затерянные в Полынье

– Боюсь, что они только косвенные. А когда состоится очередной спиритический сеанс?

– Сегодня вечером. Хотите присутствовать?

– Да. И надеюсь, что вы мне поможете кое в чем.

– Не сомневайтесь, – пообещал он.

Я частично посвятил его в свой план, рассчитанный на внезапность и обнаружение патологической страсти Дрынова к потустороннему миру. Конечно, я не был уверен и в самом докторе, но у меня не оставалось выбора. Пришло время действовать, иначе Лернейская гидра, в существование которой я начинал реально верить, уничтожит всех нас.

Позднее я отправился к отцу Владимиру и предупредил его о том, чтобы он был начеку: против него готовится серьезная провокация, а исходить она будет, скорее всего, от Монка – лютого врага христианской церкви. Священник воспринял мое сообщение спокойно и поблагодарил.

– Все в руках божьих, – напомнил он мне. – И если что-то случится, на то будет Его воля.

– И все-таки будьте осторожны, – сказал я. – Уж часто-то правую щеку не подставляйте, когда бьют по левой. И тоже помните: не мир вам принес я, но меч.

Пока я шел домой, вновь резко изменилась погода: на небе сгустились тучи, подул холодный ветер. Предгрозовое ожидание зависло в тяжелом воздухе. А дома меня поджидал очередной сюрприз – наше жилище было обстреляно из проезжавшего мимо джипа. Зачем они это сделали, можно было только догадываться. То ли просто попугать, то ли серьезно предупредить.

– Стреляли не по окнам, а по крыше, – сказал мне Марков. – Ради профилактики. Чтобы не слишком высовывались.

– Жаль, сегодня вечером мы как раз должны «высунуться». У меня есть идея, как расколоть Дрынова, чтобы он выдал себя. И мне нужны два помощника.

– Считай, что один у тебя уже есть.

Я рассказал Маркову, что нам предстоит сделать. Он усмехнулся, но против моего плана возражать не стал. Порылся в своей сумке, вытащил металлическую трубку с оптическим стеклом синего цвета и сказал:

– Тебе понадобится вот это.

– Что за хреновина?

– Прибор ночного видения.

Я положил трубку в карман. Сейчас я чувствовал себя режиссером, ставящим спектакль, и от моего умения зависело многое. Но в этом действе снова требовалась помощь гримера – Милены, которая должна была преобразить Маркова. И нужен был еще один человек, опускающий занавес. Для этой роли я выбрал Сеню Барсукова. Но я никак не ожидал, что он наотрез откажется. Мы ужинали в зале, а я попутно объяснял, что нам предстоит сделать у Дрынова, когда Сеня хладнокровно заявил:

– На меня не рассчитывайте. Я в ваших играх принимать участие не намерен.

– Почему? – недоуменно спросил я.

– Потому что ты сам уже поседел от своих сражений. Хочешь, чтобы и я таким же стал? В нас уже сегодня днем стреляли. А теперь просто убьют. А ведь завтра в городок вернется Ксения, и Раструбов начнет нас поодиночке выводить через болото. И я стану рисковать жизнью накануне избавления от всего этого кошмара? Дудки.

– Да ты просто трус! – взорвалась Милена.

– Пусть, – отозвался Сеня. – Но жизнь дороже.

– Жизнь червя, – презрительно произнес Марков.

– Тогда уж барсука, – поправил наш бывший друг, накладывая себе печеночного паштета «от Валерии». И продолжил: – А вы знаете кто? Хотите, я скажу, что я о вас думаю? Извольте. Марков с детства рос хилым и болезненным, мы все его шпыняли, а потом у него из комплекса неполноценности развился комплекс супермена, но это, в принципе, одно и то же. Вадим – мелкий актеришка, обречен на забвение уже при жизни, тут и говорить нечего. Милена и Ксения – две пустышки, шлюшки, птичий ум, а желание быть светскими львицами. Комочков – царствие ему небесное! – развратный прохиндей, бумагомаратель…

– А я? – спросила Маша, глядя на него с нескрываемой ненавистью. Да и все мы смотрели на Барсукова как на появившееся вдруг привидение. Его характеристики были убийственны, полны желчи и злости. Его словно прорвало.

– Ты, женушка моя милая, обыкновенная курица. Но я тебе больше не петух. Мы с тобой все равно разведемся, когда вернемся в Москву. Да у меня у самого есть любовница, если ты хочешь знать. А квартиру я тебе не отдам. Отправляйся в свои Химки, к матери. Вместе с детьми. Еще неизвестно, от кого ты их родила.

– Ну и мразь же ты! – выразила наше общее мнение Милена. – Как ты только притворялся столько лет!

А я, приподнявшись и перетянувшись через стол – Сеня сидел напротив меня, – мастерски влепил ему, дожевывающему бутерброд, хук справа.

– Это тебе за «шлюшку», – пояснил я, пока он поднимался с пола.

– А больше вы ничего и не умеете, только поэтов бить, – ответил, держась за скулу, Барсук. Потом как ни в чем не бывало он вновь сел за стол и больше уже ничего не говорил. Только ел.

Некоторое время мы все тоже молчали. Тишину нарушил Григорий:

– Я здесь человек посторонний и благодарен вам за приют и доверие. Хочу предложить себя для той роли, от которой отказался ваш… – Он не добавил вертевшееся на языке слово «друг», и правильно сделал.

– Это невозможно, – возразил я. – Любой может узнать, тогда – смерть.

– Это если узнают, – заметил Марков. – Но ведь Милена тоже его загримирует.

– Пожалуй, – согласился я. – Тогда давайте готовиться. Время не ждет. Дома остаются три женщины, – я покосился на Барсукова, но он никак не отреагировал на мой укол, – а в случае опасности спускайтесь в подвал. Там есть укромная комнатка, я покажу, как передвигать рычаг. Счастливо оставаться.

Через полчаса я вышел из дома. Марков и Григорий должны были явиться к Дрынову чуть позже, по воле заклинателя духов. Но сам он об этом еще не догадывался… У Викентия Львовича меня уже ждали все местные спириты. Те же, что и в прошлый раз. А сам хозяин приветливо спросил:

– Тянет вас все-таки к потустороннему, Вадим Евгеньевич, признайтесь?

– Тянет, еще и в спину толкает, – усмехнулся я. Снова мы оказались за круглым столом, покрытым бархатом, на котором стояло блюдце с черепом. Окна в комнате были завешены темными шторами, а по углам горели четыре свечи.

– Все, что происходит за стенами дома, – пусть там и остается, – провозгласил Дрынов. – А здесь присутствуют иные силы и явления, которые нам не разгадать никогда. Настроимся же на благоговейное отношение к духам и станем внимать им в тишине и внутреннем созерцании. Приступим, друзья мои?

– Приступим! – отозвался за всех пекарь. Я вспомнил, что в прошлый раз дух Бориса предсказал ему скорую смерть. Если Раструбов всерьез поверил, то в его психике, несомненно, должны были произойти какие-то сдвиги. Он мог в последние дни своей жизни сыграть ва-банк, по-крупному. Но что было ставкой в его игре? Марков сказал, что каждый из них, возможно, причастен к какому-то преступлению. Может быть, сейчас это удастся выяснить…