Александр Трапезников - Затерянные в Полынье

– У меня все равно бессонница, – сказал Григорий. – Я привык спать днем. Поэтому, если не возражаете, я готов бодрствовать до утра.

Мы согласились. Этот человек, еще недавно вызывавший нашу неприязнь и опасение, как-то быстро вошел в доверие, и его уже стали принимать за своего. Словно он заменил собой погибшего Комочкова. А перед сном я предложил провести небольшой следственный эксперимент. Меня не отпускала мысль о тех женских ступнях, которые видел Григорий из-под приоткрытой крышки люка прошлой ночью, когда был убит Николай. Чего проще повторить эту сцену? И если бы Григорий не узнал их, то мы бы сразу же исключили двух подозреваемых – Машу и Милену. Я тогда почему-то не подумал о том, что мы стали бы делать, если бы он узнал их? Но мое предложение и так вызвало бурные возражения со стороны женщин. И Маша и Милена наотрез отказались демонстрировать свои лодыжки.

– Значит, вы сознательно сваливаете все на Ксению? – спросил я.

– Ну почему же? – ответила Милена. – Если вам всем так хочется, чтобы убийцей была именно женщина, то… вот вам вариант: ваша таинственная Девушка-Ночь. По слухам и разговорам, она очень ловка и вездесуща. Может быть, именно она и совершила всю эту серию убийств?

«А ведь и правда, – подумал я. – Кажется, она действительно не пользуется обувью, а ходит босиком…» И все-таки мне было жаль, что они обе отказались от этого эксперимента. У меня бы свалился с души камень. Не хотелось верить, что кто-то из них – Маша, Ксения или Милена – убил Комочкова. Время было уже позднее, и мы разошлись по своим комнатам, а ночью мне приснился скверный сон.

Я видел Ксению, ее искаженное ужасом лицо, которое с жадными утробными звуками заглатывает трясина… Кажется, я даже кричал во сне, а меня успокаивала Милена. Не помню, поскольку находился словно в бреду. Но то, что этот сон вещий, я не сомневался. А утром нас разбудили первые солнечные лучи, ласково прикасавшиеся к нашим обнаженным телам. И весь мир снова показался напоенным любовью, смыслом и добротой.

Григорий, как и обещал, не спал всю ночь, делая время от времени обход по всему периметру дома. Он, как караульный, доложил мне, что ничего подозрительного за время его дежурства не произошло. И добавил:

– Если не считать выстрелов. Похоже на ночную охоту или облаву.

– Возможно, так оно и есть, – сказал я, подумав об охранниках Намцевича. Может быть, ради устрашения они палили во все стороны во время своего «комендантского часа»? Спустя полчаса мы все вместе позавтракали. У нас еще оставалось немного крупы, а вот консервы уже закончились.

– Надо что-нибудь продать и что-нибудь купить, – предложила Милена.

– Зачем? Схожу лучше к Ермольнику, – ответил я. – У него наверняка что-нибудь найдется. Поделится.

Но едва я вышел за калитку, как столкнулся с учителем.

– А я к вам, – произнес Клемент Морисович. В руках он держал сумку. – Здесь кое-какие продукты. Их посылает вам… ну, вы знаете кто.

– Валерия?

– Да.

– И конечно, втайне от Александра Генриховича?

– Разумеется.

– Покорно благодарю. – Я отнес сумку в дом, а затем вернулся к учителю. – Как ее настроение?

– Как обычно. Она просила вам передать, что… – Клемент Морисович немного замялся. – Что готовится какая-то акция против отца Владимира. И это очень серьезно.

– Что я должен делать?

– Не знаю. Вам виднее.

– Клемент Морисович, а вы сами-то на чьей стороне?

– Я… ни на чьей. Я не хочу ни во что вмешиваться.

– Все еще придерживаетесь теплохладности? Но скоро станет все труднее занимать позицию посередине.

– Возможно. Там видно будет. Теперь о другом. Помните, я обещал вам сказать, кто подложил электрические провода на спинку вашего стула?

– Я уже и сам догадался. Дрынов?

Учитель удивленно посмотрел на меня.

– Нет, вы ошибаетесь. Дрынов здесь ни при чем. Я проверил. Это сделал доктор Мендлев. В его кабинете я видел лампу с оторванными проводами.

– Но… зачем?

– Этого я не знаю.

– Спасибо за информацию. – Я пожал его руку. – Скажите, а зачем вы сами посещаете эти спиритические сеансы, вы же образованный человек?

– Здесь мало развлечений, – уклончиво ответил он.

– А Дрынов? Что он за человек?

– Для него духи – это смысл жизни. Хотя я прекрасно осведомлен обо всех его фокусах. Он прекрасный чревовещатель и имитатор. А когда в темной комнате появлялось какое-нибудь светящееся существо, то здесь тоже не было большой хитрости.

– В чем же секрет?

– В человеке, которого он нанимал для этой роли.

– Здесь я знал только одного артиста подобного рода. Мишка-Стрелец?

– Совершенно верно. Он очень хорошо умел притворяться привидением.

Я задумался. Неожиданная мысль пришла мне в голову. Стрелец был нужен Дрынову для роли духа, но потом он мог стать для него и опасен, поскольку мог разоблачить спирита. И тогда бы все, кто принимал участие в его спиритических сеансах, подняли бы его на смех. То есть уничтожили бы его идею, лишили бы его смысла жизни. Ему пришлось бы либо уехать из поселка навсегда, либо жить с клеймом шарлатана. Почему же не предположить, что именно Дрынов убил Мишку-Стрельца? Возможно, что тот стал его шантажировать. Я оставил эту мысль вариться в моей голове, а сам, распрощавшись с учителем, отправился к доктору Мендлеву. Мне не терпелось с ним разобраться. Причем в открытую.

В кабинет к доктору меня проводила рыжая ведьмочка Жанна. И я сразу же взял быка за рога.

– Густав Иванович, вот в этом осветительном приборе, – я показал на подоконник, где стояла лампа, – нет проводов. Не они ли упали на мой стул во время спиритического сеанса у Дрынова? Рука духа Бориса протянулась и в ваш кабинет?

– Конечно, – усмехнулся он без тени смущения. – Я сам об этом догадался совершенно недавно.

– Что вы имеете в виду?

– А то, что кто-то из моих пациентов испортил хорошую лампу. Вы как-то спрашивали меня, куда делся мой нож, выточенный Ермольником. Теперь я вспомнил, кто его взял.

– Кто?

– Тот же, кто и вырвал провода из лампы.

– И этот человек…

– Дрынов, – подтвердил он мое предположение. – Понять не могу, зачем ему понадобились эти вещи?

Я подумал, что Мендлев – человек изумительной выдержки. У него на все был готовый ответ. Или он сейчас мастерски лгал мне, перекладывая всю вину на Викентия Львовича, или говорил сущую правду. А лицо доктора было абсолютно спокойно.

– Мишка-Стрелец был убит вашим ножом, – устало произнес я. – Если его взял Дрынов, то именно он – убийца. Более того, у меня есть подозрения, что именно он тот маньяк, которого все ищут.

– Это серьезное обвинение, – отозвался доктор Мендлев. – Но раз вы так говорите, то у вас должны быть веские основания и улики.